Мне безразлично.
Те, кто заболел, уже обречены. Пока еще держимся мы с Корсом, но почему? Одно предположение у меня есть, но оно звучит жутко. Страшно оно звучит. Приговором. Мне откровенно не хочется в него верить, не желаю даже думать об этом.
А думается.
Я не почувствовала бы ничего вчера, будь болезнь обычной.
Но если она была магической природы…
А мы с Корсом несем в себе кровь магов. Может ли это стать заслоном?
Активную кровь, не активную, не важно. Но достаточно сильную. А может, и у Корса она активна, просто мы пока не поняли, в чем это выражается?
Мысли совершенно не мешают мне дойти до двери, на которой золотом нарисована пчела, и потянуть за ручку.
Золото везде.
На дверных ручках, на лепнине потолка, на кайме штор… Общее впечатление – пышная безвкусица.
И на полу, вповалку, где застиг их сон, свернулись люди.
Самые обычные, кто-то помоложе, кто-то постарше… у двоих – ливреи. В тех же цветах, что и герб на карете.
Черно-белый. Черного больше, белого меньше, чуть-чуть серебра, выглядит достаточно мрачно, да и Темный с ними.
Пусть спят.
А я поднимаюсь на второй этаж.
В «Зеленой пчеле» лестница переходит в длинный коридор со множеством дверей, на которых нарисованы номера комнат, здесь не так.
Я поднимаюсь и оказываюсь в небольшой квадратной комнате. Из нее – четыре двери.
Всего четыре номера?
Да, похоже. Но для благородной публики и намного дороже. Я вымотана так, что не могу определить, где находятся люди. Впрочем, моего дара и не требуется.
Не заперта только дверь с цифрой «1». Остальные все закрыты.
А первую дверь я толкаю, и она поддается без всякого скрипа.
– Кто? – слышится голос из дальней комнаты. Слабый, болезненный, даже не видя человека, можно сказать, что ему плохо.
Я смотрю на Корса. Нет, брата я здесь не оставлю. Ни за что! Корс идет со мной!
Медленно, держась за руки, мы идем по коридорчику, быстро проходим его. Гостиная, в убранство которой я даже не вглядываюсь, комната служанки – и спальня.
Красивая, уютная, отделанная в розоватых и бежевых тонах. Большая кровать под балдахином, резной столик с золочеными ножками…
В кровати лежит женщина. Подушки скрывают ее, видно только пряди волос, разбросанных по покрывалу. Яркие, словно огненные блики.
– Кто здесь?
Голос ей повинуется плохо. Я подхожу ближе, вглядываюсь в тонкое лицо.
– Шанна Каран, госпожа.
Женщина прищуривается.
Ей явно больно, из-под век катятся слезы. Болезнь не пощадила ее. Язвы расползлись уже на лицо, уродуя щеки, превращая рот в чудовищную маску.
– Где моя служанка? Мерта здесь?
– Не знаю, госпожа. Я ее не видела. Комната служанки пуста.
Женщина злобно ухмыляется:
– Значит, все же она. Вот дрянь…
Корс дергает меня за руку:
– Шань… посмотри на нее.
Смотрю. Больной человек, который доживает последние часы. И что?
– Вы похожи.
Мы?
Вот ведь бред!
Вглядываюсь в женщину. И понимаю, что Корс – прав?
Со стороны мы можем показаться сестрами. У нас разный оттенок волос, у меня темный огонь, у нее скорее красное дерево, на несколько тонов темнее, но мы обе рыжие, у нее глаза темно-карие, у меня золотисто-карие, она старше – но и только. Мы действительно схожи.
Надеюсь, графиня – а я уже не сомневалась в этом – не слышала Корса. Нет, кажется, и впрямь не слышит.
Потеряла сознание?
Бредит…
– Зря, все зря… подонок…
И что тут сделаешь?
Я шла в надежде получить помощь. От этой женщины я ее не получу, скорее, ей понадобится помощь и защита… а ведь верно? Ей нужна служанка? Ей нужно помочь?
Вот и отлично.
Надо напоить несчастную, обтереть холодной водой, и вообще – здесь безопаснее. Здесь и останемся. А внушить слугам, что я и есть та самая, как там ее… Мерта?
Это я смогу. Только чуток восстановлюсь – и запросто.
Мой план нравится Корсу. Он уже залез с ногами в кресло и жует яблоко из вазы с фруктами. Пусть грызет, ему полезно. И я яблочко съем. Спелое, красное…
Хорошо быть графиней.
Глава 7
Уже через пару часов я готова была взять свои слова обратно.
Болезнь не пощадила женщину. Наоборот, она пожирала красавицу с такой силой, что становилось даже страшно.
Язвы расползались по лицу графини, по рукам, по груди, причиняя чудовищную боль. По счастью, в комнате нашлась настойка дурмана, которую я и спаивала несчастной по капле. А еще ежечасно щупала уши, что у себя, что у Корса. Язвочек не было.
Когда я в шестой раз ощупала уши у брата, тот взбунтовался:
– Шанька, прекрати! Сколько можно?
– Сколько нужно, – отрезала я.
Люди внизу пока еще спали. Хорошо я их накрыла, увесисто. Может, и сутки проспят, ну и Темный с ними. Воды я и сама могу принести, какая-никакая пища есть, а остальное – перебьемся. Ворота мы закрыли, да и не ломился никто сюда. Всем хватило «Зеленой пчелы» и улицы с уснувшими.
И было этих всех не так много.
Болезнь развивалась стремительно. Если с утра ты еще мог буянить, то к вечеру вряд ли удержался бы на ногах. Слабость, тошнота, боли, язвы…
– Странно это. Все болеют, а я нормально. И ты.
Я покачала головой:
– Ничего странного. Мы с тобой худо ли, бедно, но маги. Вот и не заболели.
Корс задумался.
Братик у меня далеко не дурак, хоть и не часто это показывает.
– Я – не маг. Думаешь, просто пока кровь не проявилась?
– Ты же слышал мамин рассказ. Женщины в роду были магами. А мужчины – нет, но у ее сестры дар был, у нее самой дар… может, и у тебя есть. Вот как мамин. Она ведь живет нормально среди людей, не жалуется.
– А ты сейчас?
– И я не жалуюсь.
– Ты пока походишь без браслета?
Сила постепенно накапливалась, но браслет я решила не надевать. На улице опять кто-то шумел, случись что – может не оказаться времени, чтобы его снять. Пара секунд может стоить нам с братом жизни или смерти. Всего лишь пара секунд.
– Да. Тебя это волнует?
– Нет, мне интересно, – честно сознался братик. – А меня ты не слышишь? Или – ее?
Я подумала пару минут. Прислушалась к своим ощущениям.
Люди на постоялом дворе спали. Это ощущалось как шум. Словно в лесу. Шумят деревья – да и пусть шумят, что ж такого страшного? Кому придет в голову вслушиваться в шум каждого отдельного дерева?
Можно так поступить. Но можно и просто воспринимать все как необременительный фон. Так у меня и ощущалось.
Сам Корс… продолжая сравнение – где-то в лесу пела птица. Можно прислушиваться. Можно не прислушиваться, ваше право. Но птица все равно не мешает, поет себе – и пусть поет. А графиня…
Это как если в том же лесу кто-то то ли крикнул, то ли нет… Дурман заглушил ее разум, ее чувства,