– У меня новости от Ж. С., – шептал Хэлу то ли Франк, то ли Эрнест. Оба они стояли к Солнышку спиной, склонившись друг к другу, чтобы говорить как можно тише.
Солнышко попятилась в середину особенно густого облака пара, чтобы ее не заметили.
– Ж. С.? – переспросил Хэл. – Разве она здесь?
– Она пришла к нам на помощь, – сказал управляющий. – Она наблюдала за небом при помощи глазного подкрепителя видения, и, к сожалению, ее наблюдения показали, что всем нам придется в ближайшем будущем сесть в лужу.
– Жаль, – заметил Хэл. – В луже мокро и вода грязная.
Солнышко в недоумении почесала в затылке рукой, обтянутой перчаткой. Выражение «сесть в лужу» означает просто «оказаться в унизительном положении», и младшая Бодлер слышала его от родителей, когда они подшучивали друг над другом, играя в нарды. «Бертран, – говорила мама Солнышка, победно бросая кости, – я опять выиграла. Сейчас ты сядешь в лужу!» И тут, сверкнув глазами, она бросалась на папу Солнышка и принималась его щекотать, а дети хохочущей кучей прыгали сверху. Но Хэл, судя по всему, отнесся к сидению в луже как к реальному будущему, а не фигуре речи, и Солнышко начала думать, что в этом индийском ресторане все не так просто, как кажется.
– Это позор, – согласился не то Франк, не то Эрнест. – Но эту пилюлю можно и подсластить. Я слышал, можно достать кое-какие грибы…
– Сластить лучше сахаром, а не грибами, – с непостижимым выражением заметил Хэл.
– По нашим подсчетам, сахар подвезут ближе к ночи, – с не менее непостижимым выражением ответил управляющий.
– Вот и хорошо, – сказал Хэл. – И так работать не дают. Знаете, сколько листьев салата мне пришлось отправить на крышу?
То ли Франк, то ли Эрнест нахмурился.
– Скажите, – произнес он еще тише, – вы тот, кто я думаю?
– А вы – вы тот, кто я думаю? – так же тихо отозвался Хэл.
Солнышко подкралась поближе, надеясь побольше подслушать и выяснить, имеет ли в виду Франк или Эрнест медузообразный мицелий, а Хэл – сахарницу. Но тут, к досаде младшей Бодлер, пол негромко скрипнул, облако пара унеслось прочь, а Хэл и Франк или, возможно, Эрнест обернулись и уставились на нее.
– Та ли вы, кто я думаю? – хором спросили оба.
У тактики немногословной вежливости есть то преимущество, что язык твой реже становится врагом твоим. Например, когда немногословный писатель публикует одно четверостишие в десять лет, это вряд ли кого-то раздражает, а если кто-то за довольно короткое время напишет двенадцать-тринадцать книг, он с большей вероятностью обнаружит, что сидит под кофейным столиком знаменитого негодяя, не дыша и боясь, как бы кто-нибудь из приглашенных на вечеринку с коктейлями не заметил, что доска для игры в нарды отчаянно трепещет, и, глядя на растекающиеся по коврам чернила, задается вопросом, стоят ли некоторые литературные занятия подобных жертв. Если бы Солнышко прибегла к тактике словоохотливой вежливости, ей бы пришлось придумывать развернутый ответ на поставленный вопрос, и она не могла и вообразить, каков был бы этот ответ. Если бы она была уверена, что управляющий в кухне – это Франк, она сказала бы, например: «Солнышко Бодлер, помогите, пожалуйста», а это в ее устах означало бы «Да, я Солнышко Бодлер, и нам с братом и сестрой нужна ваша помощь, а еще ваша помощь нам нужна, чтобы разоблачить загадочную интригу, которую негодяи плетут в отеле „Развязка“, и сообщить о наших открытиях членам Г. П. В.». Если бы она была уверена, что на нее смотрит Эрнест, она бы сказала, например: «Но хабла эсперанто», а это в ее устах значило бы «Извините, я не понимаю, о чем вы говорите». Разумеется, присутствие Хэла все только усложняло, ведь дети прекратили работу в хранилище документов по обоюдному согласию сторон, поскольку Хэл полагал, будто это они виновны в поджоге хранилища документов, а Бодлеры были вынуждены поскорее бежать из больницы, и Солнышко не знала, точит ли Хэл на них зуб, – здесь это образное выражение означает «Продолжает ли он считать себя врагом Бодлеров», или же он работает в отеле в качестве волонтера. Однако Солнышко избрала тактику немногословной вежливости, и от нее требовался лишь немногословный ответ.
– Посыльная, – сказала она, и этого было достаточно.
Хэл поглядел на Франка, хотя, возможно, это был Эрнест, – а Эрнест, хотя, возможно, это был Франк, поглядел на Хэла. Оба кивнули, а затем отправились к сверкающему буфету в дальнем конце кухни. Хэл открыл буфет и вручил Франку либо Эрнесту большой странный предмет, а тот оглядел его и вручил Солнышку. Предмет был похож на большого металлического паука, из которого во все стороны торчали витые провода, а там, где должна была бы быть голова паука, помещалась пишущая машинка.
– Вы знаете, что это? – спросил то ли негодяй, то ли волонтер.
– Да, – ответила младшая Бодлер.
Сама Солнышко ничего подобного не видела, но брат и сестра рассказали ей о том, какой странный замóк они обнаружили в тайном подземном ходе в глубине Мертвых гор. Если бы не научные познания Вайолет и не поразительная способность Клауса запоминать сюжеты русских романов, открыть замок не удалось бы и Солнышко навсегда осталась бы пленницей Графа Олафа.
– Будьте осторожны, – сказал Франк или Эрнест. – Стоит вам прикрепить это устройство на обычную дверную ручку и нажать «Г», «П» и «В», дверь превратится в Глагольно перекрытый вход. Прошу вас спуститься на лифте в подвал и глагольно перекрыть дверь номера 025.
– Между прочим, это прачечная, – сказал Хэл, прищурившись на Солнышко из-под очков. – Поэтому там есть вентиляционная шахта, которая выводит наружу пар из стиральных машин, и помещение не перегревается.
– Но если что-то случайно упадет с
