– Не хочу мешать вашей радостной встрече, – сказал Дьюи, – но у нас много дел, волонтеры. Как давным-давно сказал один из первых волонтеров, «хотя мальчишки бросаются в лягушек камнями понарошку, лягушки гибнут не понарошку, а по-настоящему».
– Кстати, о лягушках, – сказала судья Штраус. – К сожалению, вынуждена сообщить, что другую сторону пруда мне совсем не видно. Эти глазные подкрепители видения прекрасно действуют при дневном свете, но после заката смотреть через солнечные очки – это как высматривать ворона, одиноко парящего в беспросветной ночи, а его-то мы и ищем.
– Мы ждем ворон, а не воронов, но в остальном судья Штраус совершенно права, – печально заметил Джером. – Мы не можем с уверенностью утверждать ни что вороны прибыли, ни что их задержали в пути.
– Мы даже не видим, не попалась ли в ловушку одна- единственная ворона и не упала ли сахарница в трубу, – сказала судья Штраус.
– В трубу? – переспросил Дьюи.
– Да-да, – кивнула судья Штраус. – Вы нам сказали, если враги застрелят ворон, они упадут на липучку для птиц.
– А если вороны упадут на липучку для птиц, – подхватил Джером, – то сахарница упадет в прачечную, правда?
Дьюи с хитрым видом поглядел на пар, валивший из трубы, а затем на поверхность пруда.
– Создастся такая видимость, – сказал он. – Но если наши враги захватят сахарницу, это будет так же неприятно, как то, что они захватили медузообразный мицелий.
– Так, значит, вы уже знаете, что негодяи задумали перестрелять ворон и захватить сахарницу?! – поразилась Вайолет.
– Да, – сказал Дьюи. – Судья Штраус узнала, что в солярий на крыше доставили гарпунное ружье. Джером заметил, как из окна сауны, расположенной в номере 613, вывесили липучку для птиц. А я дал Солнышку замок и велел закрыть прачечную в номере 025.
– Неужели вам известно о всех негодяях, которые шныряют по отелю? – не меньше сестры поразился Клаус.
– Да-да, – сказала судья Штраус. – Мы обследовали всю деревянную мебель и взяли на учет все круги, которые оставили своими стаканами люди, преступно пренебрегающие подставками. Негодяев в отеле, несомненно, очень много.
– Мицелий? – спросила Солнышко, поразившись лишь ненамного меньше, чем ее брат и сестра.
– Да, – сказал Джером. – Нам стало известно, что Олаф получил в свое распоряжение несколько спор, которые были герметично закрыты в водолазном шлеме.
Бодлеры посмотрели на записную книжку в руках Клауса, а затем снова подняли глаза на библиотекаря.
– Мне кажется, наши сведения вряд ли окажутся такими уж ценными, – сказала Вайолет. – Ведь все тайны, с которыми мы столкнулись в отеле, уже разгаданы.
– Не важно, Бодлеры, – сказал Джером. – Олаф не отважится распространить медузообразный мицелий, если не заполучит сахарницу, а ее он никогда не найдет.
– Какие слова откроют Глагольно перекрытый вход, знаю только я, – сказал Дьюи, подталкивая детей обратно ко входу в отель. – На всем земном шаре нет ни одного негодяя, который был бы настолько начитан, чтобы отгадать их до четверга. А к этому времени все волонтеры представят суду свои исследования деятельности Графа Олафа и его сообщников, и его злодействам будет положен конец.
– Джером Скволор будет важным свидетелем, – сказала судья Штраус. – Его всеобщая история несправедливости поможет Верховному суду вынести приговор.
– Суд? – спросила Вайолет.
– Свидетель? – спросил Клаус.
– Приговор? – сказала Солнышко.
Трое взрослых улыбнулись сначала друг другу, а затем Бодлерам.
– Об этом мы и хотели вам рассказать, – мягко сказал Дьюи. – Г. П. В. удалось составить и исследовать полный каталог преступлений Олафа. В четверг судья Штраус и другие члены Верховного суда выслушают всех волонтеров до единого. Граф Олаф, Эсме Скволор и все прочие негодяи, собравшиеся в отеле, будут наконец отданы в руки правосудия.
– Вам больше никогда не придется прятаться от Олафа и бояться, как бы кто-нибудь не украл ваше состояние, – сказал Джером.
– Нужно дождаться завтрашнего дня, Бодлеры, и нашим бедам конец, – сказала судья Штраус.
– Как говорит моя коллега, добро, потерпевшее временное поражение, сильнее победоносного зла, – сказал Дьюи.
«Не так!»
Бой часов возвестил, что уже час ночи, и Дьюи безмолвно взял за руку Вайолет, судья Штраус взяла за руку Клауса, а Джером Скволор нагнулся и взял за руку Солнышко, и трое взрослых повели троих сирот по ступеням, ведущим в отель, и прошли мимо такси, которое по-прежнему стояло на месте, урча двигателем, а за стеклом еле угадывалась фигура водителя. Взрослые улыбались детям, и дети улыбались им в ответ, но ведь Бодлеры не вчера родились – а здесь этот оборот означает «Были уже не настолько юны и неопытны, чтобы безоговорочно верить всему, что говорят некоторые люди». Если бы Бодлеры действительно родились вчера, они были бы достаточно неопытны, чтобы поверить, будто все их горести и вправду вот-вот закончатся, а Граф Олаф и его мерзкие приспешники предстанут перед Верховным судом и будут приговорены к заслуженному наказанию за все свои неблагородные дела, сами же дети проведут остаток дней, вместе с Дьюи Денуманом, работая над колоссальным подводным каталогом, и ради всего этого надо просто дожить до завтра. Но Бодлеры родились не вчера. Вайолет родилась за пятнадцать с лишним лет до этой среды, а Клаус – примерно два года спустя, и даже Солнышко, которая едва вышла из младенческого возраста, родилась не вчера. И вы тоже – если, конечно, я не впал в преступное заблуждение, а тогда добро пожаловать в мир, малютка, и поздравляю с тем, что вы столь рано обучились грамоте. Но если вы родились не вчера и читали все книги о жизни бодлеровских сирот, то вряд ли удивитесь, что счастью Бодлеров практически сразу был положен конец, поскольку в тот миг, когда детей провели сквозь облако пара, валившего из трубы, ко входу в отель «Развязка», а единственное «Не так!» растаяло в ночи, – в этот самый миг прибыл самый нежданный гость на свете. Этот гость стоял посреди
