– А ты как думаешь? Я всю ночь провел в публичном доме и… – От звонкой оплеухи его голова отлетела в сторону.
– Не ври мне! Мы оба знаем, что у тебя недостаточно денег, чтобы позволить себе такое удовольствие.
– Может, мне Фабрицио подкинул?
Нандус нахмурил лоб.
– А может, я сходил в октагон и обчистил горшок, в котором собирают деньги для нищих. Вчера вечером после твоей мессы о возвращении серебряного диска он был полон. Удивительно, как ложь превращается в деньги… – Он отпрянул. В этот раз отец промахнулся.
– Чтобы пришел вовремя на занятие по фехтованию, – накинулся на него Нандус. – И обещаю тебе, там уж я точно выбью из тебя правду.
Милан прикусил губу. Было бы глупо восстанавливать отца против себя еще сильнее. Каждое слово могло оказаться последней каплей.
– И от своей наглой ухмылки ты тоже избавишься!
Нандус в гневе вышел из комнаты.
Милан устало присел на кровать.
После падения с крыши отец двигался не с такой легкостью, как раньше. Если бы Милану удалось разозлить Нандуса во время занятия и раздуть его пламенный темперамент, то позднее ему наверняка удалось бы победить отца в бою с мечами или хотя бы избежать заявленных побоев.
Не раздеваясь, Милан упал на кровать, закрыл глаза и снова представил Нок. Он ощутил запах ее духов, услышал ее мелодичную речь и почувствовал тепло ее нежной кожи под своим языком… Застонав, он полностью отдался воспоминаниям о самой прекрасной ночи в его жизни.
ДАЛИЯ, ОКТАГОН, ВЕЧЕР, 19-Й ДЕНЬ МЕСЯЦА УРОЖАЯ В ГОД ВТОРОГО ВОСХОЖДЕНИЯ САСМИРЫ НА ПРЕСТОЛ
– Отец наш небесный наблюдает за всеми нами и смотрит с благоволением на тех, кто живет согласно его заповедям. – Нандус закончил свою мессу предостережением и обещанием верующим, которое он цитировал раньше бесчисленное количество раз.
Сегодня в октагоне было еще больше посетителей, чем в предыдущий вечер. Если все так пойдет и дальше, то он сможет добиться такого же успеха, как и его сын Фабрицио, с горечью подумал Нандус. Он часто упрекал Фабрицио в том, что тот создавал иллюзию из красивых слов, но при этом его мессам не хватало духовной глубины. Но успех его сына был оправданным. Далия была прекрасным белым городом у моря, который унаследовал торговлю шелком у сгоревшей дотла Арборы, равно как и торговлю магическими шарами, которые утоляли страдания больных, но при этом лишали жизни здоровых людей, которые попадали под их влияние. Городом, чей мрамор пользовался спросом во всей империи. Местом, в котором насчитывалось больше деятелей искусства, чем где бы то ни было. Но при этом Далии не хватало глубины и постоянства – двух добродетелей, неотделимых от нравственного образа жизни.
Нандус, который стоял, опустив голову, перед алтарем, с раздражением заметил тихое бормотание, нарушавшее тишину октагона. Обычно шум быстро стихал после того, как верующие в спешке покидали купольный зал, чтобы забыть все, что он проповедовал, и отдаться жизненным соблазнам.
Он поднял взгляд. Почти треть посетителей осталась на месте. Это были преимущественно женщины среднего возраста, которые приблизились к алтарю и стояли небольшими группами. Нандусу это не понравилось. Вообще-то он собирался вернуться в палаццо, чтобы присматривать за Миланом. Такого, чтобы его сын всю ночь не был дома, раньше еще ни разу не случалось. Нандусу стоило внимательнее за ним следить, чтобы Милан не убежал из дома незадолго до приема в Красный монастырь. Младший сын должен был добиться большего, чем оба его старших брата, в этом Нандус был абсолютно уверен. Но в течение следующих недель ему надо было беречь его как зеницу ока. Мальчишка мог все испортить из-за своей бунтарской натуры. То, что сильнее всего выделяло Милана на фоне других, было одновременно самой большой опасностью для него.
– Мои добрые души, как я могу просветить вас? – обратился он к самой ближней группе. Он просто хотел как можно быстрее разделаться с ними.
Полная женщина с красными щеками, стоявшая в кругу своих подруг, возвысила голос.
– Человек-ворон не умер, – сказала она, – я его видела. Вы должны найти его и защитить наших детей!
– Я тоже его видела, – взволнованно произнесла высокая, стройная женщина. – В тени Лунных ворот. Он наблюдал за детьми, игравшими возле мраморного цеха.
В купольном зале воцарилась гробовая тишина. Все прислушивались к словам обеих женщин, а некоторые одобрительно кивали.
Как это могло произойти? После казни все истории о Человеке-вороне должны были стихнуть.
– То, что вы видели, это всего лишь тени, – произнес Нандус с силой убеждения, свойственной священникам. – Воры хотели посеять в ваших сердцах страх. Так не позволим же им добиться своего после смерти.
– Я знаю, что я видела! – не отступала от своего толстушка.
– Я тоже видела его на крыше. Вчера во время сумерек, – встряла маленькая девочка с мечтательным взглядом.
Нандус еле сдержался, чтобы не издать тяжелый вздох. Девочки вроде этой были хуже всего. Мечтательницы, которые вечно витали в облаках и постоянно спотыкались обо все, что встречалось на их пути. Он искренне надеялся, что ни один из его сыновей не приведет в дом такую невестку.
– Докладывайте мне о каждом подобном происшествии, а я буду выяснять подробности. Если окажется, что есть еще один вор, который маскируется под Человека-ворона, то я его найду и он тоже будет казнен на рыбном рынке.
ДАЛИЯ, ПЛОЩАДЬ ГЕРОЕВ, ПОСЛЕ ОБЕДА, 21-Й ДЕНЬ МЕСЯЦА УРОЖАЯ В ГОД ВТОРОГО ВОСХОЖДЕНИЯ САСМИРЫ НА ПРЕСТОЛ
Послеполуденная жара распространилась даже под аркадой, которая окаймляла Площадь Героев с ее великолепной конной статуей. Милан прищурился. Тупая боль пульсировала у него в голове. Больше всего ему хотелось просто закрыть глаза, хотя бы на пару мгновений, но он боялся, что заснет на ходу.
– Ну что, молодой господин, вы уже приняли решение? – Торговец пергаментом, старик с пятнистыми руками и лицом, которое напоминало смятый пергамент, с надеждой смотрел на него. – Это лучшие свитки, которые вы сможете найти во всем городе, молодой господин. Они изготовлены из шкуры ягнят, которым едва исполнилась неделя. Я собственноручно обработал кожу пемзой и мелом. Лучшего пергамента вы не найдете нигде, даже в архивах императрицы.
Десять штук свитков висели на веревке, натянутой поперек одной из арок прохода, и даже в тени они казались белоснежными.
Милан достал один из свитков с прищепок, которые его удерживали. С видом знатока он потер поверхность. Кожа действительно была невероятно гладкой. Он вышел из тени аркады в сияющий полуденный свет и внимательно осмотрел пергамент. Ни на одной из сторон не было видно едва заметных точек, остающихся от соскобленных волосков. Если бы животное жило дольше двух недель, то там, где росла
