Совет Аэдирна начал вставать со своих мест и шумно покидать зал, обсуждая случившееся в контексте рядовых сплетен. Трисс, которой было интересно узнать, зачем я ещё нужна начальнице, посмотрела на Саскию с любопытством, но ничего не стала спрашивать, красивой походкой покидая помещение. Йорвет, обгоняя её, стремительно направился к выходу, и покинул зал первым, разве что из вежливости перед остальными не хлопнув тяжелыми створками. Последним вышел Стеннис, за эти пару лет, отрастивший солидный животик и обросший редкими, мышиными волосами, в которых каким-то чудом держалась небольшая корона. Мы с драконницей остались одни. Я положила голову на стол, обреченно вздыхая и ожидая, что же будет дальше.
— Итак, — Саския пододвинула поближе соседний стул и села напротив, — Аника, скажи мне, почему я уже давно ощущаю возмущения в магическом пространстве? Это связано с Дикой Охотой и твоим возвращением?
Я вздохнула и села, выпрямив спину. Рассказ будет длинным.
Саския попыталась загладить конфликт, витавший вокруг нас, и снарядила отряд по-царски. Еды и денег, лично мне, было выдано просто немерено, и даже на Сэр Ланселп получил по-истине королевский ошейник из кожи василиска, со вставками из чеканного серебра и бляшкой с гербом Аэдирна. Мне сказали, что выделяться в Ничейных землях опасно, народ там обитает дикий, модных веяний Мидгарда просто не сможет принять, а за кросовки и вовсе есть шанс очутится на костре. Поэтому местная кладовщица, краснолюдская женщина средних лет с красивыми, пышными усами (почему-то она обиделась на этот комплемент!), всучила штаны из плотной ткани, которые больше походили на дорогую робу работника коммунальных служб, льняную рубаху с пуговицами из мельхиора и крепкие сапоги, подбитые сталью. Правда, любимую косуху никто отобрать так и не смог, я забилась в угол, прижав её к себе и шипела, как Голум, на любого, кто пытался приблизиться с намерением забрать мою прелесть. Кладовщица сдалась, но зажала вторую, добротную куртку из сбитой кожи.
Йорвет рассиживал за столом в доме Трисс, нетерпеливо барабаня пальцами по столешнице, и пытался абстрагироваться от внешних раздражителей, вроде вашей покорной слуги. Я сидела у окна, пытаясь привести кота в божий вид и натянуть красивый атласный бант на толстую шею, и слушала, как по второму этажу с громким топотом носятся Лия и Трисс, собираясь в грядущее путешествие. На отчаянном крике: «Крепдешин меня полнит!», единственный глаз эльфа злобно выпучился, Йорвет привстал, с намерением пойти в спальню и выдать чародейке весь перечень причин, по которым, с его точки зрения, она не отличается умом и сообразительностью.
— Женские десять минут — это верные полчаса, разве ты не знал? — я попыталась остановить эльфа, понимая, что если он попадет под горячую руку, то в лучшем случае мне можно будет смести его пепел в совочек, и смахивая скупую слезу, закопать в огороде с надеждой, что раз как личность он не очень хорош, то может стать, хотя бы, отличным удобрением для цветов.
— Вы собираетесь бродить по болотам, — ответил эльф резонно. — Не думаю, что нужно брать много шмоток и бабских побрякушек. Если, конечно, вы не собираетесь очаровывать утопцев или придурковатых кметов, — Йорвет все-таки сел обратно, на всякий случай снова злобно покосился на дверь спальни Трисс и выдал уже более спокойным голосом: — Ты придумала, что вы будете делать дальше?
— Ну, на этих Криворуких топях есть приют, — припомнила я разговор с Локи. — Единственная постройка, не считая деревни Штейгеры. А в Штейгерах уже год проживает девушка, Люся. Она немножко, так, самую малость, Асгардский Наблюдатель. Они, типа, изучают культуру планеты, социальные нормы, бдят за ходом истории и всё такое прочее. Поэтому мы и пойдем к ней в гости, притворимся дальними родственниками, а на самом деле будем разгребать, чего она там насобирала за столько времени. Вроде, Люся говорит, что дети обновляются с завидной регулярностью, а вот куда деваются старые — вопрос.
— А раз у тебя нет своих проблем, то ты решила до кучи её спасти челвеческих сиротинушек? -притворно защебетал Йорвет. – Их же, всего лишь, могут убивать знаменитые Ведьмы с Кривоуховых Топей.
— Магия Трисс нас защитит, — уверенно сказала я.
— Ой, ли, — Йорвет фыркнул. — Впрочем, это ваше дело, и разбирайтесь тоже сами.
— А ты? — поинтересовалась я. — Ты решил, куда отправишься?
— Исенгрим ошивается вблизи Вересковки. Недалеко проходит линия фронта, а значит, есть чем поживиться. Да и партизанские отряды не особенно любят те места, — пояснил скояʼтаэль.
— Ты не боишься ходить там в одиночку? Там и нильфов полно, и бандитов, и…
— В одиночку проще, если знать, где идти, — ответил Йорвет. — Действительно серьезную угрозу представляют одичалые собаки, но я знаю, что нужно делать, — он ласково погладил мешочек с бомбами. — К тому же, один я пройду быстрее, чем с отрядом, и уж тем более с вами – буду вызывать меньше подозрений. Исенгрим — мой старый товарищ, мы найдем, о чем поговорить, когда встретимся, – наверху что-то оглушительно разбилось. — Я отправлюсь к нему сразу, как мы перенесемся в Велен, — закончил Йорвет.
— Значит, мы больше не увидимся?
— Получается так, — кивнул эльф.
— Писем писать не буду.
Мне не хотелось, чтобы Йорвет видел, как мне стало тоскливо и больно, поэтому я отвернулась к окну. Расстаться с кем-то — это пять секунд делов, а для того, чтобы расстаться с мыслями об этой личности, может и двух лет не хватить. Интересно, стоит ли сказать ему, как тяжело мне было вернуться домой и попытаться принять, что есть шанс больше не встретить его никогда? О полугодовой депрессии, о заебывании всех окружающих его персоной? Или признаться, не смотря на прошлое, что я просто чертовски рада была видеть Йорвета, какой бы скотиной он не оставался? И да, что я больше всего боялась вернуться, просто потому что боялась увидеть себя ненужной именно ЕМУ и осознать, что он счастлив и даже не париться о моем существовании? Нет, я, конечно, прямолинейная, но очень стеснительная. Просто буду думать правду ему в лицо. Йорвету однозначно не нужен этот рассказ. Зачем очередная истерика, разбор полётов и ковыряние пальцев в душевных ранах? Насильно мил не будешь, тем более, когда твой благоверный веками выжигает себе на мозге ненависть к расе, одна представительница которой по
