большого пальца убитого последнее кольцо — в виде головы тигра с оскаленной пастью, вырезанное из цельного желто-оранжевого камня с косыми черными полосами.
— Он — ваш враг? — не унимался Найз.
Зеленоглазый целенаправленно проигнорировал вопрос, спрятал трофейные драгоценности, и извлек из кармана поношенных холщовых штанов свой кошелек.
— Ну, что ж, — пожал он плечами. — Если бедный самонадеянный Танар с тобой так и не пожелал рассчитаться, то это сделаю я.
— Но вы-то мне ничего не должны!
— Да как это не должен? — усмехнулся незнакомец. — Ты дал мне хороший повод, самый лучший лет за десять, как минимум, а это чего-нибудь да стоит. За сколько вы с ним сговаривались?
— Пять тигров, — мальчик со стыдом вдруг осознал, что за последние несколько минут напрочь забыл и про дядю Лимбу, и про не купленное лекарство, и про упрямого аптекаря…
— Ско-олько?!.. — с веселым изумлением вытаращил глаза незнакомец. — Ну, у тебя и расценочки, малый! Зачем тебе такая груда денег? Будешь давать в рост?
— Нет, вы меня не так поняли… Я не такой… Я вовсе не жадный… Просто мне очень надо… — смутился, густо покраснел и стал сбивчиво оправдываться перед зеленоглазым Найз. — Мне нужно снадобье заказать… для дяди… для моего дяди!.. Он сильно болен!..
— Ну, раз для дяди, — насмешливо хмыкнул, будто не поверил ни единому его слову незнакомец и стал развязывать кошелек. — Эх, провались земля и небо!.. На, держи свои пять серебряных, да поспеши — аптекари тоже люди и спать хотят.
Дважды повторять этот совет Найзу было не нужно — не успел зеленоглазый договорить, как мальчик уже вскочил на ноги и скрылся в дверях аптечной лавки.
Аптекарь, как предсказал седой, впервые за весь день и впрямь демонстрировал человеческие черты.
Зевая во весь рот, он гасил пламя горелки, и при виде третьего явления Найза едва не подавился собственным языком.
— Это опять ты?! — возмущенно упер он руки в бока. — Ты что — тупой? Не понял, что я тебе…
— Я деньги принес. Все. Пять тигров, — сурово проговорил мальчик и ровным столбиком выложил пять серебряных монет перед носом толстяка. — Лекарство должно быть готово через час.
— Тигров? — переспросил аптекарь, подхватил верхнюю монету двумя ловкими пальцами, поднес к лампе и принялся вертеть ее так и сяк. — Это не тигры, парень, а какая-то гельтанская деньга… но серебро настоящее, не волнуйся. Я такие сегодня уже видел. С этого и надо было начинать. А сейчас иди, погуляй. Через час будет готово.
За окошком стемнело, и Найз зажег старую закопченную лампу, неказистую и дышащую на ладан, как и вся немудрящая обстановка домика Лимбы, не исключая сам дом и его хозяина.
Снадобье оказало обещанное доктором воздействие, и старик лежал теперь на неопрятно расправленной кровати спокойно, дыша хоть и слабо, но ровно.
— Спасибо тебе… малый… — прошептал Лимба, не открывая глаз и не поворачивая головы.
— Я думал, вы спите, дядя Лимба.
— Нет… успею скоро… высплюсь… Не жилец уж я на этом свете… Заждались меня ангелы… Почитай, двадцать лет уж, как ждут…
— Да что вы, дядя Лимба! С этаким-то лекарством вы еще послезавтра на парад съездите! И на следующий! И еще! Я вас сам в карету подсажу, и провожу до площади, если вы упасть боитесь!
— Съезжу… — горько усмехнулся старик. — Съезжу… Прости меня, Найз… Прости старого обманщика… напоследок…
— Обманщика?..
— Да… Ведь не был я ни на каком параде… никогда… И из дворца за мной… ни разу… не приезжали… Кому я там нужен… Там на руках носят только тех, кто выжил… по праву… тогда… чьи имена… на стене…
Старик отвернулся к окошку, умолк и замер, будто, наконец, и впрямь заснул.
Найз после минуты потрясенного молчания потер дрожащими руками виски, мотнул головой, будто отгоняя страшный морок, натужно сглотнул, откашлялся пересохшим вдруг горлом и тихо, еще тише, чем говорил до этого Лимба, прошептал:
— Значит… Вы никогда… не были… там?.. И Фалько не знали?.. И всё, что вы рассказывали… это…
Голова Лимбы повернулась к мальчику, словно ее дернули за невидимую нить, глаза распахнулись, и боль словно брызнула из них в пропитанную дешевым вином, снадобьями и нищетой комнатушку.
— Нет!!!.. Это всё правда!.. Клянусь тебе!.. Ты должен мне верить… в этом… Только это и есть правда, Найз… И я хотел сказать… что я… не должен был выжить тогда… что это несправедливо… что я жив… а он — нет…
— Но вы ведь в этом не виноваты! Ведь там же был бой, дядя Лимба, настоящая резня! — охваченный головокружительным облегчением, что всё, чем он жил эти пять лет, не было ложью, маленький друг старика яростно выступил в его защиту. — А в бою невозможно…
— Это я виноват… я… только я… — словно не слыша мальчика, упрямо продолжал шевелить пересохшими губами больной. — Если бы ты знал… Найз… Фалько… был человеком… каких рождается один на миллион… раз в сто лет… благородный… добрый… верный… отважный… честный… справедливый… с огромной и чистой душой… Если он твой друг… он умрет за тебя… всё отдаст… Он рядом… и ты чувствуешь… с тобой ничего не может случиться… как за каменной стеной… А если бы не я… Найз… если бы не я, может… он был бы жив…
— Но при чем тут вы, дядя Лимба? Их же было восемь тысяч, а вас… Постойте, ведь это не вы его убили? — встревожился мальчишка.
— Нет… что ты… с ума сошел… Я бы скорее себя убил… Но я виноват… Я никогда и никому об этом не рассказывал… но теперь… уже всё равно скоро… будет… Я признаться должен… рассказать тебе… хоть кому-то… не могут так жить… и умереть…
— Вы бредите, у вас, наверное, снова жар поднялся, я сейчас полотенце водичкой холодненькой намочу и на лоб приложу, погодите… — попытался увести его от мучительной темы мальчик и потянулся встать, чтобы выйти вод двор, но старик с неожиданной силой и ловкостью схватил его за запястье и усадил обратно на табуретку у изголовья.
— Нет… ты выслушай… прошу тебя… ты должен… должен выслушать меня… я всё расскажу… если кто и должен это знать… так это ты…
В душной комнате повисла тяжелая неловкая тишина, и старик, сбиваясь и кашляя, начал исповедь.
— В ту ночь в замке было жарко… Никто не думал, что выйдет из той мясорубки живым… Но, видать, раз в сто лет и монета подброшенная на ребро становится… Когда гарнизон глаза продрал и понял, что вокруг них творится, они злые стали… набросились на нас, как бешеные… Такое началось… Но Фалько с отрядом в пятьдесят человек не во что не ввязывался… Они должны были принца до башни довести… живым… закоулками шли… по крышам… через заборы… Там ведь не замок — маленькая крепость… пока доберешься… Но нас бог сначала миловал… но потом уж, как к башне приблизились, дальше уж некуда стало… отряд там стоял… человек двести… может, больше… может, меньше… темно, считать ведь их не будешь… Да про это я тебе уж раз сто рассказывал…
— Но…
— Тихо, не перебивай, малый… дай сказать… пока могу… Заварушка там пошла — врагу не пожелаешь… мы ко входу когда пробились, оставалось нас трое, и принц… Амза… раненный уже был… Он вошел… а мы остались… Третьего-то почти сразу скосили… А Фалько… да я, дурак… держались… Потом меня в грудь да в ногу зараз как ударило… Охнуть не успел… Очнулся — словно заживо в аду меня в корыте изрубили, да посолили… Глаза разлепил — кругом тихо… даже не стонет никто… и светло. Утро наступило… У меня первая мысль: кто победил? А спросить не у кого… И тут вторая мысль: Фалько где? Стал подниматься… от крови скользко… трупы кругом… нога не слушается… вздохнуть не могу — в груди
