Вызволить всадников вполне возможно. Пусть это и план бегства, а не возмездия — на прощание Aen Elle оставят зияющую рану, которую dh’oine будут не в силах залечить. Их интересовала магия? Пусть захлебнутся в ней, как в крови, которую они пролили.
Эредин мысленно воззвал к Совету — так же, как когда-то призвал в проклятый мир Красных Всадников. Лишь тишина была ему ответом и она сильно беспокоила Эредина: Совет ожидал зова еще трое суток тому назад. Сейчас они наверняка должны подозревать худшее.
Шальная мысль мелькнула в сознании: не случился ли в его отсутствие передел власти? Эредину давно казалось, что Ге’эльс больше других отравлен подозрениями о насильственной смерти Ауберона.
Тревожные мысли прервал жалобный стон.
Эредин перевел взгляд на мертвенно-бледную, дрожащую от холода Zireael. Словно ее тоже держали в пыточных застенках: чрезмерно облегающий костюм пропитался кровью, под ногтями скопилась бурая грязь.
Девушку нужно будет в трех водах отмывать, прежде чем с ней возлечь. Может, тогда в ней можно будет увидеть Aen Hen Ichaer, наследницу Шиадаль и Лары Доррен.
С застежками пришлось повозиться, прежде чем Эредин сумел стянуть костюм до пояса и осмотреть рану на боку — там, где заканчивались выступающие под кожей ребра. Ничего страшного: снаряд оставил глубокий, но не смертельный порез. Как там говорят dh’oine? До свадьбы заживет.
Не то, чтобы Эредин собирался связать себя с ней какими-то было узами. Незаконнорожденный отпрыск его вполне устроит.
Он старательно промыл рану соленой водой. Телосложением Zireael больше напоминала эльфку, нежели dh’oine — худоба подчеркивала сухие мышцы, маленькая грудь гармонировала с узкими бедрами. Оставалось только надеяться, что на этом сходство и заканчивалось, и понесет она быстрее, чем женщины Aen Elle.
И все же какого дьявола Zireael попыталась напасть на Намира? Она вполне могла ускользнуть незамеченной. Чем бы ни был продиктован порыв, Zireael оказала ему неоценимую услугу.
Но до прибытия в Тир на Лиа ей лучше оставаться в летаргическом сне.
«Мой король», — чистый и глубокий, как пение арфы, голос прозвучал в сознании Эредина.
Он закрыл глаза и увидел перед собой прекраснейшее из виденных им за последнее время лиц. Дейдра. Ученицу Карантира прозвали Иволгой из-за рыжих, почти оранжевых волос. Пылкость Дейдры граничила с жестокостью, но она не опускалась до нее. В отличие от железной твари, чародейка ни разу не испачкала свои белоснежные сапожки чужой кровью.
Дейдра стояла между двумя мраморными колоннами, украшенными лиственным аканфом, и свет двух солнц падал сквозь ажурную решетку окон на тонкие черты лица. Как быстро глаз привыкает к прямоугольным формам и грубым линиям, и как ослепляет вновь увиденная красота.
«Я рада видеть вас в добром здравии, — продолжила Дейдра, учтиво не обратив внимание на его не слишком презентабельный вид, — Мы подозревали худшее. Ге’эльс собирает военный совет».
Эредин оценил такую срочность — с их исчезновения прошло трое суток, а Ге’эльс еще не разобрался с бюрократией. Совету потребовалась бы пара недель для вердикта, а к тому времени проблема отсутствия короля решилась бы сама собой.
«Добрым бы я его не назвал, Дейдра, но я жив. Остальных ждет другая участь, если…»
«Они живы?» — поспешно перебила его Дейдра. Эредин нахмурился. Неподобающая для эльфки бесцеремонность.
«…если мы не поторопимся, — спокойно продолжил он, великодушно простив оплошность. — Мне нужна твоя помощь, Дейдра. И других магов, — он помолчал, прежде чем сухо добавить, — Если они не предпочтут забиться в угол и переждать грозу, как делали испокон веков».
Дейдра отвела глаза. Единственный, кто способен принимать быстрые решения в мире Ольх — это он сам и, быть может, Карантир. Остальных же из сомнамбулического состояния могла вывести только неминуемая опасность.
Aen Elle не малые дети, чтобы пугать друг друга страшными картинами, но если иного способа убедить их нет, то пусть весь Совет увидит то, что произошло с Красными Всадниками. Кроме одного воспоминания, которое ядом впиталось под кожу.
Очерченные острыми контурами губы Дейдры скривились от ужаса, когда она увидела случившееся в лаборатории. Теперь Эредин понял, чем был вызван порыв — чародейка волновалась о том, кто делил с ней ложе. Имлерих.
«До…достаточно, — выдавила она из себя, — Звери. Дикие, жестокие звери. Они не достойны жалости».
Если кто-то даже заикнется о жалости, то полетит со Спирали на прокорм тварям, вне зависимости от пола и титула.
«Эредин, — раздался еще один голос, который он хотел слышать куда меньше. Ге’эльс склонился в учтивом поклоне, — Поздравляю с драгоценной добычей».
Лицо советника было неподвижным и безразличным. Эредин бросил быстрый взгляд на пресловутый трофей и пожал плечами. Для поздравлений слишком рано.
«Красные Всадники в руках врага. Мы должны их вызволить».
«При всем уважении… — вздернул тонкую бровь Ге’эльс, — Мы не можем позволить себе еще одну безрассудную атаку. Я настаиваю на военном совете, прежде чем мы предпримем дальнейшие действия».
Aen Elle потерпели неудачу, свершившееся не изменить. Но каждое поражение позволяет выявить изъян тактики. Магия, а не меч. Бить в спину, а не в грудь.
«Ты либо глуп, Ге’эльс, либо жесток, — ответил Эредин, — Ты представляешь, сколько времени это займет? Мои воины будут уже давно мертвы».
К их разговору присоединялось все больше Aen Elle — Совет пробуждался, внемля зову короля. И, несмотря на регалии, Эредин чувствовал себя как в суде — все, что он скажет, будет взвешено, измерено и обсуждено. Призрачные силуэты напомнили о тенях на стенах, которые когда-то наблюдали за его пытками.
«Ты привел их в чужой и враждебный мир, о котором не имел ни малейшего понятия, Эредин, — продолжил обвинительную речь Ге’эльс. — Если всадникам суждено умереть, то их смерть — жертва на алтаре твоего эго».
А для придворного советника такое решение — на редкость удачное стечение обстоятельств: со смертью приближенных пошатнутся и столпы правления короля. Не может быть, чтобы он один видел эту подоплеку в речи Ге’эльса.
Следующим заговорил тот, кого Эредин меньше всего ожидал услышать — более пятисот раз видевший дымы Саовины Альберих. Некогда могучий чародей, величие которого помнят только пожелтевшие страницы летописей и сказаний. Эредин даже не подозревал, что Альбериха еще интересует что-то, кроме наблюдения за птицами.
«Не забыл ли ты, кто здесь король, Ге’эльс? — прошелестел он, — Не забыл ли ты, что нас не миллиарды, чтобы обрекать лучших из Aen Elle на мучительную смерть? Эредин предлагает не войну — хотя
