Под портретом было выведено крупными, громоздкими, похожими на гномьи идеограммы, буквами: William Taggart, «On Being Human». Washington, Detroit, London, Geneva, Warsaw, Moscow, Shanghai, Tokyo». Каждое из названий было подписано датой.
Варшава и Шанхай. Эредин подошел к рельефному глобусу, стоявшему на постаменте из красного дерева. Найдя на карте города и прикинув масштаб, Эредин покачал головой — здешний мир не менее сорока тысяч верст в окружности. Велик, но не настолько, чтобы не загибаться от многомиллиардной болезни.
Но такой масштаб не помешал Тай Юн Медикал пленить их в одном городе, а пытать в тысячах верст от него. Парящая в воздухе машина, на которой ему пришлось лететь, пересекала огромные расстояния за считанные часы. Игра в прятки станет унизительным, но недолгим фарсом.
Проклятье.
— Проклятье! — прорычал Эредин, крутанув глобус. Континенты и океаны закружились перед глазами.
На его ругательство отозвался низкий вибрирующий гул, который можно было бы принять за шум машины, если бы не отчетливая осознанная нотка, ритм, напоминающий молитву или песню. Эредин прислушался, замерев, но звук прошел эхом по зданию и исчез.
Любое решение, сколь бы рискованным оно ни оказалось, нужно принять как можно быстрее — иначе необходимость его принимать отпадет вовсе.
Эредин толкнул дверь и заскользил по мраморному полу, покрытому наледью. В багряных разводах на ней угадывалось количество пролитой здесь крови. Запах смерти витал в воздухе, словно вонь гнили — на болоте.
Мага он нашел за допросом одной из пленниц, в одной из многочисленных одинаковых комнаток с массивными столами, серыми стульями и черным прямоугольником вместо стены. В нём же хранились запасы разноцветной сладкой бурды, которую даже кобыла пить не станет, и пакетики с орехами, которые были вмиг уничтожены всадниками.
Не найдя ни доспехов, ни посоха, Карантир облачился в медицинский халат с вышитыми на нем каплями, завязав волосы в хвост. Одежда низкорослых dh’oine смотрелась на нем, как на сироте, давно выросшем из своих лохмотьев.
Пленницей была русоволосая девушка, которую от остальных выгодно отличал проблеск интеллекта в глазах. Напуганная донельзя, она лепетала, как младенец, выкладывая все, что знала и чего не знала. К женщинам, особенно человеческим, на памяти Эредина никогда не было необходимости применять пыток — их сложнее заставить замолчать, нежели развязать язык.
— Прошу прощения за вторжение, Карантир, — сказал Эредин, постучав по дверному косяку. Девушка подскочила на месте и замолкла.
«Дай мне пару мгновений», — предупредительно поднял руку Карантир. Эредин кивнул, расположившись напротив девушки, и взял в руки листок, на котором безупречной эльфийской вязью были выведены слова.
«Торговые гильдии, i.e. корпорации. Сумимото, Тай Юн Медикал, Штейнер-Бисли, Пикус. Капитализм. Демократия. Аугментации. Свобода слова. Масс-медиа».
«Кроме мышц, мозгового вещества и кожи, — продолжил допрос Карантир, — вы взяли образцы семени. Зачем?»
Эредин оторвался от листка и взглянул на пленницу, хотя что-то в тоне Карантира подсказывало ему, что действие было лишено всяческого эротизма. Девушка перевела полный ужаса взгляд с Карантира на Эредина и обратно, прежде чем ответить:
— Гибриды, — и, словно оправдываясь, пояснила: — Поведжауеш, что вы генетически згодны с людьми. Мы должны то справдич.
Если она думает, что говорит на всеобщем, то глубоко ошибается.
Девушка теребила изящный кулон, перебирая цепочку наманикюренными пальцами. Даже несмотря на подбитый глаз, для человеческой самки она вполне миловидна — тонкие черты лица, изящные щиколотки и никакого железа, если не считать мигающей насадки на ухе. Эредин слегка ей улыбнулся, но она тут же уставилась в собственное отражение на глади стола, вжав голову в плечи.
Застенчивость женщинам к лицу.
«И каким именно способом вы хотели их создать?» — склонился над пленницей Карантир.
— ЭКО, — выпалила девушка, и тут же поправилась: — Экстракорпоральное оплодотворение. То еж…то еж, когда дзятко создается в пробирке…
Карантир нахмурился. Насколько он любил разговаривать с другими, как с несмышлеными детьми, настолько же не любил, когда так обращались к нему.
«Мне это известно, — перебил он ее. — Как вам удалось сохранить семя и овоцит вне тела? Заморозка приводит к их разрушению».
— Нет, нет, их не можно замораживать, — замотала головой девушка. Ее тонкие руки, лежащие на кожаном подлокотнике, покрылись бисеринками пота. — Их мужиш криоконсервировать, м-м-м… Як бы поведать…
Эредин вздохнул. У них нет времени на лекции, особенно на те, что никак не помогут вернуться на Тир на Лиа. Он громче повторил это про себя и взглянул на мага.
«Придержи эту мысль, Катерина. Мы продолжим наш разговор», — Карантир сделал знак одному из всадников увести пленницу, и Эредин проводил ее взглядом. А он считал, что одежды чародеек фривольны — но им далеко до едва прикрывающих колени облегающих юбок, которые носили местные dh’oine.
Карантир выразительно прокашлялся, усевшись напротив него и потянувшись за своими записями. Железная рука висела механическим отростком, немым напоминанием о пережитом, но Эредин еще не выбрал удобного момента спросить, когда он намеревается от нее избавиться.
— Биология? — поднял брови Эредин, — И как это поможет нам понять природу волн?
«Dh’oine далека от этой науки, — махнул здоровой рукой Карантир. — Не могла даже верно определить природу света, называя его то волной, то частицей».
Эредин и сам был далек от таких материй — он и предположить не мог, что такие знания могут ему когда-нибудь пригодиться — и пожал плечами.
— Ге’эльс отказал нам в подкреплении, — сказал он. — Совет на его стороне.
«Ты ожидал чего-то другого?» — покачал головой Карантир, записывая что-то на бумаге, кусая потрескавшиеся губы.
— По крайней мере, уважения.
«Уважение нам бы не помогло, — дернул острым подбородком Карантир. — Не помогло бы и подкрепление. Тебе известно, что творится снаружи».
Эредин поморщился, взглянув на изможденное лицо своего генерала. В его словах не чувствовалось страха, только холодный, под стать его магии, расчет.
— Еще меньше нам помогут пораженческие разговоры, — осадил его Эредин. — Что ты предлагаешь? Сдаться?
Карантир отложил тонкую трубку с тремя каплями, служившую ему пером, и поднял глаза.
«Отступить, — мягко поправил он Эредина. — Врата на Спираль начнут разрастаться, но этот мир охватывает больше сорока тысяч верст. У нас будут месяцы, пока твердь не начнет разрушаться».
Эредин ожидал, что разговор повернет в подобное русло. В предложении Карантира была доля здравого смысла, как бы противна она ему ни была.
— Предлагаешь
