Те, кто будут их подслушивать, сочтут эльфов очень молчаливой расой. На предложение Карантира о завтраке Эредин кивнул с неподдельным энтузиазмом; он дьявольски проголодался на постных яствах.
Несмотря на пустоту и безжизненность отеля, Эредина не покидало ощущение постоянного присутствия. Они спустились в ресторан, не более чем на четверть заполненный гостями — то ли из-за позднего для утренней трапезы часа, то ли из-за дороговизны, которая явственно определялась по убранству помещения.
Публика в основном состояла из хорошо одетых людей: мужчин преклонного возраста в темных костюмах и их куда более молодых спутниц в изысканных платьях. Стоило эльфам войти, как на них уставились все, кто-то украдкой, а кто-то прямо и беззастенчиво.
«Как в аквариуме, — мрачно сказал Эредин. — Вид по ту сторону стекла».
Карантир надвинул на лицо капюшон мантии, съежившись, как от холода, при одном лишь взгляде на сидящих здесь людей, и повел Эредина к явно облюбованному прежде месту с дивным видом на озеро.
Молодая dh’oine за соседним столиком уставилась на Эредина как на экзотическое животное, невзирая на присутствие сидящего напротив нее спутника. Эредин устало взглянул в ответ, надеясь смутить женщину, но его холодный взгляд не возымел эффекта.
Когда им принесли утреннюю трапезу, Карантир остановил свой выбор на слоеной булочке в виде рогалика и потянулся к ней железной рукой. К прежде неподвижной конечности вернулась жизнь: Эредин намеревался спросить, каким образом и за чей счет, но Карантир всем своим видом показал, что не расположен к такой беседе.
Не имеет значения. Иллюзии разобьются о следующую же телепортацию.
«Нам неслыханно повезло, — с задумчивым видом намазывая булочку тонким слоем варенья, подумал Карантир, — что у людей сложились определенные представления о нашей расе задолго до нашего появления».
«И какие же?» — поинтересовался Эредин, раскладывая ассорти из разных сортов сыра на тарелке. Падаль, которую принесли вместе с сыром — обжаренные до черноты полоски мяса — он переложил на другую тарелку.
«Мудрой, величественной расы, охраняющей таинство Природы».
Весьма проницательно с их стороны. Карантир потянулся к полам мантии, и положил на середину стола черный прямоугольник — неизменный атрибут местной культуры. За время не такой уж и продолжительной болезни Эредина он успел обзавестись не одним железным подарком.
Проигнорировав скептический взгляд, Карантир ткнул в устройство указательным пальцем и вывел на экране «э-л-ь-ф». Получалось у него неловко, но недостаток умения он восполнял старательностью.
Развернув устройство к себе, Эредин взглянул на представленный ему портрет женщины в белоснежных одеждах с длинными светлыми волосами, спускающимися до самого стана. Из-за светлых локонов, собранных за диадему торчали острые уши — не такие острые как у него самого, скорее бастардовы, полуэльфьи. Грубоватое лицо женщины выдавало в ней человеческую породу, но в самом портрете, в украшениях и одеждах, безошибочно угадывалось влияние Старшей Расы.
«Удивительное сходство, — признал Эредин. — Нет, безусловно, искаженное человеческим восприятием, но… нога Aen Elle, Aen Seidhe, любого из Старших Народов не ступала в мир людей. Каким же образом?»
«Мирозданье — гораздо более странное место, чем многие воображают, — пространно
заметил Карантир. — Нам неведомы все его хитросплетения. Но мне очевидно — образ благородной и мирной расы сыграл нам на руку».
«Мы, по твоему мнению, не благородная и не мирная раса? — усмехнулся Эредин, но ирония пролетела мимо ушей Карантира.
Dh’oine за соседним столиком потихоньку растеряла последние остатки приличия. Раздосадованный такой наглостью, Эредин еще раз смерил ее внимательным взглядом, что, как назло, только усугубило неловкую ситуацию.
«В человеческом представлении, — терпеливо пояснил Карантир. — Нет, не все люди сочли нас таковыми — но, слава всему сущему, умные представители человеческой расы неизменно оказываются в меньшинстве. Что досадно, это меньшинство сосредоточено на верхушке их общества».
Замечание о верхушке напомнило Эредину, кто оплачивает стоящее перед ним сырное многообразие.
«Что Таггарт хочет взамен за свою щедрость?».
Устав играть в гляделки, dh’oine поднялась из-за стола и направилась к ним, покачивая туго обтянутыми тканью, как кожа на барабане, бедрами. Довольно неторопливо: ее туфли больше походили на замысловатое пыточное орудие, чем на обувь.
— М-м-м, пардоне муа, — она стряхнула с лица мелко заплетенную косичку и озвучила свою просьбу на всеобщем, с воркующим, переливающимся акцентом: — Можно сделать с вами селфи?
Эредин имел крайне смутное представление о сущности просьбы. Стараясь не выдать непонимание, он сдержанно ответил:
— Прошу меня простить, миледи, мы разговариваем.
Девушка округлила и без того совиные глаза.
— А… пардон?
Он вспомнил, что за последние полчаса они не раскрыли рта, и почувствовал себя еще более нелепо. «Сделай, как она просит, — устало сказал Карантир, — с ними легче согласиться, чем препираться».
Да что сделать-то? Эредин нехотя кивнул, и девушка, сверкнув острыми резцами, выхватила из маленький сумочки точно такой же прямоугольник, что лежал на столе.
«Прямоугольник называется телефоном, — поправил его мысли Карантир. — Приобними ее и улыбнись».
Приобнять чужую женщину, когда ее спутник наблюдает за ней из-за соседнего столика? Не то чтобы Эредина такое обстоятельство обычно останавливало, но ему не хотелось поднимать здесь шум.
Времени на раздумья ему не оставили: стоило подняться из-за стола, как девушка прижалась к нему грудью — куда ближе, чем позволял любой известный ему этикет — и выверенным движением наставила на них зеркало. Резко прижавшись к его щеке холодными липкими губами, она защелкала устройством, поворачивая его то направо, то налево.
Эредин от такой наглости на мгновение потерял дар речи, забыв о напутствии улыбаться.
— Мерси, — сказала девушка, прежде чем он успел опомниться, и поспешила обратно к своему спутнику, который мрачно взирал на сцену, но агрессии, вопреки здравому смыслу, не проявлял.
В других мирах человеческие женщины хотя бы при своих мужчинах пытались вести себя подобающе — здесь, видимо, целомудрие уничтожили вместе с лесами. «Традиции у местных забавные, — изумился Эредин, вернувшись за стол. — Не удивлюсь, если отцы тут не своих отпрысков воспитывают».
Карантир протянул ему салфетку, кивнув на щеку.
«Таггарт, — поспешил он вернуться к теме. — Чего бы он ни хотел, нам нужен союзник. Под протекцией Фронта Человечества, тебе, по крайней мере, ничего не отрезали. Я считаю это отличной площадкой для сотрудничества».
«Мы теперь ручные собачки политиков dh’oine?» — покачал головой Эредин.
Карантир нахмурился, сжав в железной руке стакан. Казалось, еще чуть-чуть, и он разлетится на куски. Интересно, тяжело ли управлять такой конечностью? Каким образом они связывают ее с мозгом?
«Живые собачки, Эредин. Это прилагательное у меня сейчас в приоритете. Я надеюсь, и у тебя тоже».
***
Ради них Таггарт продлил свой визит в Женеву —
