Я добираюсь до следующего квартала, но его уже нет. Я кручусь на месте, как пьяная балерина, в надежде заметить его хоть мельком.
Что-то горячее взрывается у моей груди. Ощущение при этом такое, будто на моих ребрах пытается припарковаться бульдозер.
Паркер швыряет в меня еще один из своих плазменных шаров, но, исполненный гордыней, промахивается на пару дюймов и вдребезги разносит почтовый ящик. В воздух взлетают журналы о знаменитостях и реклама липосакции. Передняя часть куртки обгорела до кевлара. Тихий голос в глубине подсознания начинает нашептывать, что я должен позволить одному из огненных шаров попасть в меня, и тогда другие будут уже не страшны. Но, поскольку я не уверен, что выдержу хотя бы один шар, я приказываю внутреннему голосу заткнуться и перехожу к плану Б.
Я вскакиваю с корточек и врезаюсь плечом в парковочный счетчик. Асфальт трещит. Еще пара ударов, и счетчик расшатывается достаточно, чтобы его можно было выдрать из земли. Затем ползу вдоль вереницы машин, стараясь держаться ниже уровня окон. Паркер снова неизвестно где. Я пытаюсь достать его тем странным новым органом чувств, которое позволяет выведывать людские секреты, но Паркера почувствовать не получается. Должно быть, он слишком силен для таких экспериментов, как чтение мыслей в детском саду. Кроме того, меня здорово отвлекает вонь от горящих магазинов, грохот аварий и женские крики.
И вдруг я замечаю его по отблеску света под припаркованными автомобилями – он стоит за «Хаммером» через две машины впереди, жонглируя очередным плазменным шаром. Я устремляюсь вперед в надежде, что на таком расстоянии окажусь быстрее.
Когда он обходит машину, вылепляя в руках «снежок» из горящей плазмы, я вдруг оказываюсь прямо перед ним. В этот момент я резко поднимаю парковочный счетчик и бью им Паркера в грудь тем концом, на котором до сих пор висит изрядный кусок асфальта. Паркер отлетает, врезается в автобусную остановку и сползает вниз, оставляя большое кровавое пятно на треснувшем стекле толщиной в полдюйма. Удивительно, но ему удается подняться на ноги. Это что-то новенькое. Прежний Паркер был крепок, но после такого удара он вряд ли бы выжил, не говоря уже о том, чтобы после него встать. Потом Паркер удивляет меня еще больше: он начинает убегать. Не так быстро, как раньше, но достаточно проворно – мне с трудом удается от него не отставать.
На углу он сворачивает налево, на бульвар Уилшир, и несется по улице с нечеловеческой скоростью. Я быстро бегаю на коротких дистанциях. Рефлексы у меня достаточно резкие, чтобы выхватить нож из руки анимешной малышки или выдернуть глаза из головы демона. Но я не марафонец. Паркер превращается в удаляющуюся точку, и я его почти теряю.
Отчаянно пытаясь не выпустить его из поля зрения, я делаю единственное, что приходит мне в голову: выхватываю нож и со всей силы втыкаю его в асфальт улицы. Вдоль тротуара в обоих направлениях пробегает трещина шириной в дюйм, и целый квартал Уилшира содрогается. Это далеко не десять баллов по шкале Рихтера, но Паркер тем не менее спотыкается. Он оглядывается и, кажется, впервые начинает немного нервничать, потом перебегает улицу и устремляется к высокому офисному зданию из стекла и хрома. Я бросаюсь за ним, но потом резко встаю посреди улицы.
Паркер достигает здания, но не забегает внутрь. Он не останавливается и даже не замедляет шага, но вместо этого прыгает на здание и продолжает бежать вверх по стене. Он не карабкается, как Человек-паук, а бежит стоя, как Человек-молния.
Мой мозг, возможно, треснул в начале боя, но теперь он просто взрывается. Я прожил в Аду много лет, но никогда не видел ничего подобного. Я стою посередине улицы прямо в потоке машин. Вокруг сигналят автомобильные гудки. Автолюбители показывают мне средние пальцы. Водители автобусов орут на меня и требуют убраться с дороги, но я только вытягиваю шею и наблюдаю, как Паркер, словно муха, легко бежит вверх по стене, удаляясь от меня все дальше.
Мой мозг трещит, как лед, брошенный в кипящую воду.
Я бросаюсь вперед и оказываюсь прямо под ним.
В жопу магию!
Я выхватываю из-под куртки кольт «Миротворец» и всаживаю все шесть пуль в спину Паркеру. С каждым попаданием он бежит все медленнее. Когда последняя из тяжелых пуль сорок пятого калибра вонзается ему в позвоночник, я вижу раздробленные кости сквозь дыру в спине. Он останавливается и пару секунд шатается, как пьяный на краю здания. Затем его тело обмякает, и он начинает падать.
Я отхожу от здания, чтобы избежать кровавых брызг, и вынимаю нож, намереваясь немедленно вонзить лезвие ему в сердце после того, как он шмякнется об асфальт.
Но пока Паркер падает, его тело начинает расплываться, как дым. Он становится прозрачным. За два этажа до асфальта последние его останки развеиваются, как утренний туман. Я держу нож наготове, ожидая любой пакости. Но ничего не происходит.
Затем я обхожу здание и смотрю вверх, предполагая, что Паркер каким-то чудом перебрался на другую сторону. Но его там нет. Его нигде нет. Я слышу рядом чей-то смешок.
На другой стороне улицы в ярких лучах солнца стоит сам Мейсон, прислонившись к фонарному столбу, и курит сигарету. Легкий ветерок колышет его волосы. Он совсем не похож на темного босса Лос-Анджелеса. Он похож на Мейсона – на самодовольного привлекательного богатого мальчика, в котором нет ничего сверхчеловеческого. Из-за фонарного столба выскальзывает тень и встает рядом с ним. Это Паркер. Его одежда безупречна. Рубашка идеально выглажена и чиста. Кости встали обратно в тело. Оба смеются надо мной. Мейсон наставляет на меня указательный палец, изображая пистолет, и двигает большим, нажимая на воображаемый курок.
Я делаю шаг вперед, как вдруг вдоль улицы бесшумно проносятся две вороны. Птицы пролетают мимо, и Мейсон с Паркером исчезают.
Я ВОЗВРАЩАЮСЬ в «Max Overdrive» чтобы снять горелую одежду и переодеться в чистое. Я кукла акробата, подожженная ребенком и засунутая в папино барбекю. Хорошо еще, что я купил куртку для мотокросса на деньги «Брэда Питта». В противном случае ситуация бы усложнилась. Но, по крайней мере, ботинки целы. И осталось еще шелковое пальто. Спасибо, «Брэд». Надеюсь, тупые охранники Авилы не отобрали у тебя электрошокер.
Когда я вхожу в «Max Overdrive» через дверь, пусть даже через заднюю, я всегда чувствую себя прекрасно. Но это скучно и обыденно. Кроме того, в обгоревшем виде я решаю не заморачиваться. Я ныряю в тень и захожу через Комнату. В течение тех секунд, что я нахожусь там, из-за каждой двери – особенно тринадцатой – доносятся шумы. Словно в эфире пульсирует что-то сейсмическое, вызывая
