А вот Лос-Анджелес кишмя кишит мудаками и ангелами, кровопийцами и сатанистами трастовых фондов, черными магами и киномагнатами, у которых под домами тел закопано больше, чем во дворе у Джона Уэйна Гейси[123].
При этом здесь больше камер наблюдения и колючей проволоки, чем вокруг резиденции Папы Римского. Лос-Анджелес – это одна сплошная автомобильная пробка, похожая на бедствие.
Господи, как я люблю этот город!
Я ХОЧУ поесть. Я хочу выпить. Я хочу выкурить сигарету за баром – откуда можно услышать, как сосутся парочки в переулке за мусорными баками.
От видеомагазина до «Бамбукового дома кукол» я иду пешком, жадно вдыхая в себя воздух «финальной сцены», полной театрального дыма, и любуясь на закат – красный, как падение Римской империи.
Когда я вхожу, взоры всех присутствующих обращаются ко мне. Некоторые даже показывают на меня пальцем. На секунду меня посещает паранойя – а не забыл ли я надеть штаны? Но никто не смеется. К тому же в передних карманах джинсов полно денег, а в заднем – спрятан нож. Кажется, я укомплектован штанами по полной программе.
Внутри «Бамбукового дома» мне улыбаются одновременно больше девушек, чем улыбались за всю жизнь. Наверное, в городе проводится съезд любителей шрамирования.
Пожилой мужчина в фиолетовом бархатном пиджаке эпохи короля Эдуарда придерживает дверь, когда я вхожу. Нет, это не любители шрамов. Нас захватили фанаты эпохи Возрождения, сидящие на «кислоте». С минуту я стою у входа. Пусть глаза сначала привыкнут к полумраку.
В баре воцаряется мертвая тишина. Карлос даже убирает музыку. Яички мои сжимаются, рука непроизвольно тянется к ножу. Наконец я поднимаю глаза, и около сотни шизофреников начинают аплодировать. Через минуту скандируют все: «Сэндмен! Сэндмен!» Над стойкой бара развернут огромный баннер. Серебряным фломастером на нем написано: «ДИН-ДОН, ВЕДЬМА СДОХЛА». На стойке – фотография Мейсона, обрамленная черным венком. Кто-то пририсовал ему маркером усы и рога.
Люди бросаются вперед и по очереди жмут мне руку. Хлопают по спине. Женщины целуют. Парни со смешными акцентами тоже меня целуют. Одни одеты как обычные бизнесмены, женщины, студенты, хипстеры или панкующие подростки. Другие выглядят так, будто сбежали из психушки Страны Оз.
Ни хера себе! В мой бар набежали Саб Роза.
Должно быть, пронесся слух о нашей с Мейсоном и Кисси смертельной битве.
Ох…еть. Теперь я рок-звезда. А ведь всего-то хотел съесть буррито.
Я подползаю к стойке, к лучезарно улыбающемуся Карлосу.
– Твои друзья – просто огонь! – кричит он сквозь шум. – Почему ты не приводил их раньше?
– Не знал, что они мне друзья.
Он продолжает улыбаться, но не слышит ни слова из того, что я говорю. Он подзывает меня поближе и шепчет в ухо: «Прикинь, некоторые из них реально умеют колдовать!»
– А ты не мог бы наколдовать мне риса с бобами? Я сейчас такой голодный, что мог бы сожрать округ Ориндж.
Пару минут спустя Карлос выносит мне столько еды, что ею можно было бы накормить весь тихоокеанский «огненный пояс». Я поднимаю стакан, полный «Джека» и радушия Карлоса, и поднимаю тост за обоих. Карлос абсолютно счастлив. Саб Роза могут быть кучкой психов, выпендрежников и бюрократов, но они контролируют бо€льшую часть подпольной экономики, которая держит Калифорнию на плаву. И они совершенно не стесняются разбрасываться наличными. Если «Бамбуковый дом кукол» станет любимым местом отдыха Саб Роза, то у Карлоса появится столько денег, что он сможет выйти на пенсию уже к пятнице.
Я пытаюсь есть, но люди продолжают подходить и выражать почтение. Предлагают звонить без колебаний, если мне что-нибудь понадобится. Теперь у меня есть телефоны по меньшей мере полсотни женщин. И столько же телефонов парней. Я не запоминаю ничьих имен. Все признающиеся в любви сливаются в одно большое размытое пятно. И в конце концов, как бы ни были милы эти люди, они реально начинают доставать. Я делаю вид, что иду курить, но на самом деле мне нужна тень, чтобы исчезнуть.
Ну и покурить, само собой, мне тоже очень хочется.
Я закуриваю у бара. Ко мне приближается какая-то женщина, одетая как Стиви Никс[124] в период яростного увлечения кокаином. Когда женщина подходит поближе, я нахожу ее действительно интересной. Во-первых, у нее самая бледная кожа, какую я когда-либо видел. Во-вторых, у нее очень странное лицо: оно двигается независимо от того, говорит что-то женщина или нет. Оно как луна, меняющая фазы: от великолепной девушки на выданье до глубокой старухи с жестким, словно высеченным из гранита лицом.
– Понравилось в баре? – спрашивает она.
Я пожимаю плечами:
– Очень мило, но немного чересчур. Думаю улизнуть отсюда по-тихому.
– Рада, что тебя застала. Я – Медея Бава. Ты получил посылку, которую я оставила у твоего друга Видока?
Перья. Волчий зуб. Кровь.
– Получил. Рождество уже прошло, но ты все равно заморочилась с подарком. Спасибо.
Лица молодой женщины и старухи становятся серьезными.
– Ты можешь казаться героем для дураков, которые собрались в баре, но не для меня. Я уверена, что ты очень опасен. Преступник-рецидивист. Возможно, бешеный пес, которого стоит усыпить.
– Ты из Инквизиции, не так ли?
Она смеется.
– Мальчик мой, я и есть Инквизиция. И отныне я буду следить за каждым твоим шагом.
– Я думал, подобные банальности говорят только копы.
– Продолжай хамить, и ты получишь еще одну посылку. Но в следующий раз она будет… скажем так, более живой.
– Леди, я видел и Ад, и Голливуд. Я хорошо представляю себе, как выглядит Рай. Так что возьми свои угрозы и засунь их себе в… искривленную носовую перегородку. Чтобы твои движения пальчиком производили впечатление, должно быть что-то, на что мне не наср…ть. А меня здесь почти ничего не держит. Звони в любое время, если захочешь поиграться с очень злым псом. Возможно, ты убьешь меня, но поверь – ты навсегда останешься калекой, и твое интересное лицо больше не будет таким подвижным.
Она продолжает на меня смотреть. Никакой реакции. Вообще ничего. Только взгляд, скользящий сквозь фазы луны.
– Приятного вечера, молодой человек.
– Не выключай свет. Возможно, я не утерплю и навещу тебя первым.
Это ее смешит. Она издает высокое хихиканье, похожее на звон хрустальных бокалов.
Впрочем, достаточно на сегодня веселья. Я кидаю окурок в канаву и оглядываюсь в поисках удобной тени.
– Мусорить – это преступление. Даже в Лос-Анджелесе.
Этот протяжный голос мне будет сниться ближайшие сто лет.
– Федеральный маршал Уэллс. Пришли оттянуться с эльфами?
– Не говори пошлостей, – отвечает он. – Я за версту чую, что от этих людей пахнет безумием.
– Заходите без стука. Возможно, вам повезет. Некоторые из них
