Дом изнутри был ещё интереснее, чем снаружи: деревянная мебель весьма брутального вида, похоже, хозяин мастерил её своими руками, русская печь, под потолком пучки трав, домотканые дорожки на полу и… ноутбук на краешке стола.
— Хе! Думали, что я тут совсем без удобств живу, ну, да удобства во дворе, а компьютер мне Борис привёз. Ох, и намучился я, пока эту мудрёную машину освоил. Зато теперь она мне и радио, и телевизор заменяет — не скучно с ней, хотя мне скучать-то некогда.
— А электричество? — наивно спросила Василиса. Она внимательно всё разглядывала, по всему в ней проснулся дизайнер, и она видела то, на что мы, и внимание не обращали.
— Нормально. Борька и о генераторе позаботился и о топливе, а в прошлом году батареи какие-то устанавливал от солнца… У меня и телефон есть… мобильный. Раньше-то только рация на батарейках была, а теперь… Он обо мне, как сын, печётся, дай Бог ему здоровья. Если б ни он, то когда Лидушка моя померла и я бы за ней поспешил. Он меня почитай с того света вытащил. Да что говорить — золотой он человек. Вроде и до Москвы не так далеко, а я тут как Леший один. Это уж потом дачи, да посёлки появились, прежде до деревни пешком километров сорок летом топал, а зимой на лыжах.
— Михалыч, я тебе предлагал квадрацикл… — по-доброму буркнул Борис, — а ты…
— А что я? Сил у меня на эту тарахтелку не хватит. Думаю, может, лошадёнку завести — оно и сподручней по лесу мотаться, и прокормить проще…
— Я только «за». Будет тебе лошадь. — улыбнулся Борис и обнял старика. — Это ты у меня золотой человек, Михалыч. Сколько звал тебя к себе, ты ж упёртый…
— Звал, звал, только и кошка к месту привыкает и как я своих зверушек оставлю… Опять же в лесу неспокойно — завелись лиходеи. Да и мы не лыком шиты, отучим зря ружьишком баловаться, правда, Буран? Ну что чаёвничать будем? Борь, ставь самовар-то, хватит байки травить, — по-отечески пожурил Михалыч Бориса.
Борис занялся самоваром, Василиса с интересом наблюдала, как умело он справлялся этим непривычным для горожанина делом. Нам с Юрой было поручено накрывать на стол — хозяин же рассказав, где взять чашки и прочее, и вышел, взяв с собой Бурана и плотно прикрыв за собою дверь.
— Чаёк, кстати, у Михалыча замечательный! На травах…
— Борь, а ты как с ним познакомился, — поинтересовалась Василиса.
Оказывается она с Борисом тоже перешла на «ты», а что выкать-то.
— История и простая и поучительная! Никогда в лесу не плутал, а тут водит леший и водит, никак дорогу не найду. Набрёл под вечер на эту избушку, а на пороге стоит Михалыч, у ног Буран примостился. Я устал как собака, злой, только и мыслей узнать дорогу, да до машины добраться. У меня тогда здесь дома-то не было. Потом, когда решил участок покупать, то наверно подсознательно особое внимание на это места обратил. Когда об этом дом сказали, то меня ни цена, ни вид его не волновали, знал, что мои это места и всё. А Михалыч стоит, улыбается: «Заходи, мил человек, давно тебя в гости ждём, Любаня на стол накрыла, я баньку истопил». Я опешил, что, мол, значит в гости ждёте? Я в этом лесу в первый раз, ехал к приятелю и не там свернул, как назло машина заглохла, решил через лес срезать, да заблудился к лешему. А он в ответ: «Не заблудился, а к Лешему в гости пришёл, ну будем знакомы!» Давно это было. Михалыч тогда в силе ещё был, это он после смерти жены сильно сдал… Чем-то он моего отца напоминает, хотя вроде и ничего общего. Нет, есть общее — оба мужики настоящие! После смерти Любушки и моего бати, я ему за сына, а он мне за отца.
Пока Борис рассказывал нехитрую историю, я подумала, как он раскрылся с неожиданной стороны. Забота о, казалось бы, постороннем человеке тронула до глубины души, слёзы навернулись на глаза.
— Борь, а как он тут один? Может забрать его? — спросила тихо Василиса и голос у неё дрожал.
— Васька, Васька, добрая душа, — обнял мою подругу Борис, — не хочет он уезжать отсюда, говорит, что лес ему силы даёт и дни продлевает. Я его как-то к врачу повёз, что-то сильно кашлял, наверное, простудился. Его в больницу определили, так он так по лесу скучал, что я плюнул, забрал его под расписку из больницы и сюда привёз. Договорился, что медсестра возьмёт отпуск за свой счёт, чтобы уколы делать, а я оплачу. Да и просто присмотрит, пока выздоровеет.
Борис прижал к своему плечу голову Василисы, чтобы та не смущалась выступивших на глазах слёз, и поцеловал в макушку.
— Юр, Ир, вы-то что притихли. На стол кто собирать будет? Михалыч вернётся, он вам задаст…
Мы с Юрой и впрямь забыли, что на стол накрывать надо. Поспешишь — людей насмешишь, это про нас: около шкафчика с посудой мы встретились с Юркой…лбами. Потирая место ушиба, каждый из нас извинялся перед другим.
— Хватит любезничать, голубки, самовар на столе, а пить из ладошек станем? — слегка кряхтя, ворчал неслышно вошедший в дом Михалыч, — Ладно, ладно краснеть-то, меня старого пенька, не проведёшь. Давно на свете живу, сколько лет мне уже и не помню, да и зачем… Даты на могильной плите выбьют, а пока шевелишься, значит, живой и нечего годам счёт вести. Кукушка пока что без перерыва годки подкидывает, а божьей твари видней, что там, — он пальцем ткнул в сторону потолка, — в небесной канцелярии по плану. Чай готов. Иринушка, достань-ка медку из тумбочки, что рядом с тобой, а ты неуклюжий — варенье с верхней полки. Василиса, хватит с Борькой обжиматься, ещё успеете, доставай из сумки, что Борис принёс вкусненькое. Знаю, что, сколько ему не говори, всё одно старику на радость что-нибудь да привезёт: конфет али баранки с сушками. Люблю я их, мочи нет. Если зубы позволяют, так чего себе в удовольствии отказывать. Борь, может, до завтра останетесь — темнеть скоро начнёт. Ты подумай!
— Михалыч, у тебя и разместиться негде, — брякнул Юра.
— Гостям всегда место найдётся, да и не до сна вам четверым будет, как я погляжу… Пенёк, может, и старый, но мхом ещё не порос и молодые годы помню. Чего вдруг засмущались разом? Эх, молодо-зелено! Жизнь человеку одна дана, кто знает, что нас после смерти ждёт — спросить-то не у кого, пока что ни один из могилы
