— Понимаю, — сам удивился, а ведь, похоже, и впрямь понимает. — Очень даже. Мы не знаем всего, но ты, кстати, ещё можешь узнать.
— Тебе не интересно?
— Не очень, — признался Валме. — Я, видимо, с этой работой становлюсь злопамятным. Ты видишь сбившегося с пути пацана, а я не могу отделаться от мысли, что этот пацан чуть не угробил моего лучшего друга.
Робер какое-то время загадочно улыбался, потом и вовсе засмеялся, пока до Марселя не дошло:
— То есть, — с достоинством сказал он, поднимаясь, — его светлость господина первого проректора.
И стремительно смылся в коридор. А что, всё равно потом расскажут, чем дело кончилось! Если, конечно, кто-нибудь останется в живых после вынесения итоговой оценки…
========== 21. Ричард ==========
А ведь Ричард был почти уверен, что его неудачи кончились где-то в середине зимы. Максимум — в раннем марте. Жизнь была хороша и прекрасна, как выяснилось, совсем недолго: Судный день, он же — защита научной работы, начинался просто отвратительно. Сначала Дик проспал, опоздал на завтрак, чем разозлил матушку, и даже отцовское понимание его не спасло. Затем долго не мог причесаться так, чтобы не выглядеть побитым воробьём, от гнева и мандража стали дрожать пальцы, и застегивание рубашки превратилось в продолжительную пытку. Наконец со всем справившись, Ричард вылетел на улицу в полной боевой готовности, а именно — в новеньком костюме, купленном едва ли не для этого самого дня, и загадал: если он встретит знакомого в хорошем настроении, то удача всё-таки повернётся к нему лицом.
— Доброе утро, Дикон, — сказал на перекрёстке Робер, и Дик понял, что ему хана. Голос Эпинэ был слишком далёк от понятия хорошего настроения. — Следует пожелать тебе удачи сегодня…
— Так пожелайте! — то ли взвыл, то ли огрызнулся Ричард. — Пожалуйста! Вы похожи на дурную примету, Робер…
— Прости, — на его месте Дик тоже не знал бы, что ответить на такое странное сравнение. — Я под впечатлением от защиты у историков, а ещё зачем-то поговорил с Альдо… В общем, не обращай внимания, ты всё сделаешь как надо. Весь год же готовился.
Дик кивнул, постепенно успокаиваясь. Да, он готовился, а вот про что забыл — про то забыл. В последний раз, когда Робер упоминал при нём Альдо, речь шла уже не о митингах, а о чём-то другом, но Ричард не слушал от слова «вообще». Потом магистрант как будто убедился, что Дик ему не помощник, о чём не преминул сообщить: было немного обидно, но он уже решил, что не хочет участвовать ни в каких подобных затеях. Роберу наверняка тяжелее в разы, он и знает больше, и дольше знаком с Альдо.
— Я как сдам, обязательно вас расспрошу, — пылко пообещал Дик, чувствуя какое-то подобие вины. По дороге стало теплее, и он снял пиджак, деловито неся его на сгибе локтя (во всяком случае, иногда Рокэ ходил по универу так, и Дик надеялся повторить хотя бы образ). — И помогу, чем смогу, вот.
— О, нет, — неожиданно рассмеялся Робер, потрепав его по голове. — Ни в коем случае ни о чем не спрашивай, я тебя очень прошу. Не надо этого знать…
— Но я должен был быть внимательнее! Просто первый курс такой тяжёлый, вы же понимаете…
— Понимаю. И это я должен был быть внимательнее, — с незнакомой ему взрослой горечью вздохнул Эпинэ. — Сосредоточься на своей жизни, Дикон. Сейчас это будет правильнее всего.
На полпути он его покинул, завернув перед работой к Марианне, и Ричард сообразил, что учитель шёл от Альдо и его бабушки — вот и грустный такой, раз разговаривали всю ночь напролёт. Что ж, это и вправду важно, но не сегодня, только не сегодня! Этим утром даже матушка не испортила его настроения, как будто прочувствовав момент. Эгмонт сказал, что искренне жалеет о невозможности поддержать сына лично, а Дик подумал, что будь отец в аудитории, он бы совершенно растерялся. Впрочем, и так и так растеряется… Нет, надо настроиться на победу. И только на победу!
А удача по-прежнему сидела к нему спиной. Это Ричард понял, когда мимо него пронеслась машина, колёса которой устроили из маленькой лужи воистину огромных масштабов фонтан. Дик застыл на светофоре, а потом медленно-медленно опустил глаза. Сложенный пополам пиджак и открытая миру рубашка оказались заляпаны грязноватыми брызгами воды.
Почему он не надел пиджак обратно?! Это бы защитило рубашку, а так оба предмета верхней одежды безнадёжно испорчены! Ладно, всё поправимо, но не в это утро, только не в это утро. Как будто во сне, Ричард перешёл дорогу и шагнул на территорию универа, ни с кем не здороваясь — время замедлилось, и он думал только о том, что это самое дурное предзнаменование, какое только можно было придумать. С чего он вообще взял, что справится? Защита — жуть и кошмар, в комиссии одни звери, да его научный руководитель — сам по себе зверь номер один, с чего он взял, что Алва поможет?! Он же всех валит, и только… А если там будет ректор? А если госпожа Ариго? А ведь будут!
Внутренняя истерика нарастала, Ричард пулей пронёсся по лестнице ещё не очень людного главного корпуса, чтобы никто не успел его разглядеть, и ещё раз осмотрел урон. Пятна расширились и потемнели. На пиджаке даже заметнее, чем на рубашке, он точно не сможет его надеть. Но чем тогда закрыть этот ужас?! Чёрт бы побрал того водителя, ту лужу, то утро! Чёрт бы побрал этот универ и эту жизнь…
Находясь в промежуточном состоянии между «сдаться и зарыдать» и «ненавидеть всё живое», Дик бессмысленно подёргал за ручку двери, даже не постучав. В этот момент погас последний луч надежды — у первого проректора вообще закрыто. Закрыто, проклятье! Почему Рокэ нет, когда он так нужен?! Ричарду хотелось выть и скрестись под дверью, только бы проректор что-нибудь придумал, он же всё время что-то придумывает, ну пожалуйста…
Не в силах больше страдать в одиночку, Дик наплевал на приличия и просто позвонил, продолжая топтаться у двери кабинета. У председателя Дорака было приоткрыто, но там Ричарду делать точно нечего.
— В чём дело?
— Где вы? — похоже, перебив Рокэ, прохрипел Ричард. — Тут… тут нет…
— Без паники, юноша, вы не при смерти, — слава богу, Алва проигнорировал его
