Время замедлило свой ход, Рокэ даже не подумал. Коридор сужался, а ректорская дверь становилась всё ближе и ближе.
— Подожди, — услышал свой голос Валме. А дальше? Кто дальше-то скажет, Шекспир, что ли? И не сошлёшься на великого писателя, не поможет он тебе.
Протянуть руку, сцапать за рукав, и пусть делает, что хочет. Неодобрительно покосившись на его манипуляции, Алва повёл плечами, но всё-таки остановился, и пока Марсель набирал в лёгкие воздух для пламенной речи, блистательный проректор сложил бумажный самолётик из собственного заявления об уходе, полюбовался им, остался доволен и запустил куда-то влево и вверх. Валме ошалело проследил за полётом самолётика, который завершился в мусорном ведре слева от ректорского кабинета.
— И что это было? — чуточку осипнув от удивления, вопросил Марсель.
— Выбирал, куда «это» полетит, — снизошёл до ответа Рокэ. — Полагаю, это место — самое подходящее. Но к господину ректору я всё равно зайду, так что будь добр, отцепи конечность…
Наплевав на приличия, субординацию и присутствие за дверями разных учёных личностей, Марсель издал ликующий вопль и сделал то, чего не делал с брудершафта — бросился обниматься с Алвой.
***
Воистину, сегодня какой-то сумасшедший день. Квентин несколько раз подряд убедился, что по университету бродят призраки, которые сидят под дверью, стоят под дверью и орут под дверью, но внутрь не заходят. То, что Окделл узнал про своего отца, даже полезно, да и без разницы уже — буквально полчаса назад, когда этажами ниже разыгрывалась драма с Альдо Раканом, председатель Дорак торжественно избавил университет от последней задолженности. Конечно, вместе с ректором и казначеем, но говорить пришлось ему. Вот лицо было у чиновника-лисички! Хотя надо признать, испытание позором он выдержал достойно, даже не потерял из речи «милых» и «драгоценных».
Остался лишь маленький штрих — поговорить с Олларом. Спешить некуда, у студентов ещё сессия, и обрадовать их новым ректором лучше не сейчас. Что и как он скажет Алве, Дорак знал уже давно, дело за малым — сказать.
По такому случаю можно и кофе. Квентин открыл потайной ящичек стола и без удовольствия обнаружил пустоту. Что ж, если новый ректор будет так же старательно работать, как лишает его кофеина, универ прямо-таки расцветёт.
По внутреннему радио передали просьбу собраться в ректорском конференц-зале, том самом, где обычно происходили министерские головомойки и милые домашние чаепития. Квентин хмуро взглянул на часы: уходить пора, но официально рабочий день ещё не кончился. И кто, скажите, ставит совещания на пятнадцать минут до конца? Конечно, они и дольше сидели, и до темноты, и до утра, но что же это за недоразумение? Видимо, Фердинанд опять что-то придумал, с ним бывает, ну ничего, скоро это пройдёт. Раз и навсегда для ОГУ. Рассеянно поправив воротник, Квентин вышел из кабинета, поздоровался в коридоре с Моро и одним из первых прибыл в пункт назначения.
— Вы не радуетесь жизни? Что случилось? — осведомился председатель, присаживаясь напротив Марселя. Валме занял местечко чуть поодаль от собирающихся деканов и выглядел, мягко говоря, невесело. Если бы не собственные радостные предчувствия, Дорак бы даже пожалел солнце всея ОГУ.
— Пока ничего. А вы, я вижу, своего добиваетесь, — пожал плечами Марсель. Он непривычно хмуро косился на Оллара, и Квентин подумал, что неплохо было бы отозвать пока-ещё-ректора в сторонку и предупредить его… ещё раз. Конечно, Дорак не раз говорил с Фердинандом прямо и конкретно, но вдруг забыл? С этого станется. А невесёлый Валме прямо бередит душу, как будто догадался, что сейчас произойдёт.
Ладно, в кои-то веки Фердинанд проявил инициативу в нужное время и в нужном месте. Явно решил объявить о замене ректора, пока Рокэ не успел уйти после защиты и прочих рабоче-студенческих перипетий. Что ж, можно и так, можно и сейчас — когда, если не сегодня? И солнце такое хорошее, радует глаз…
— Кто не здесь, тот, наверное, уже ушёл, — предположил Вейзель, и Квентин был склонен с ним согласиться. — Что произошло, господин ректор?
— Важная новость, — объявил Фердинанд. Ну надо же, мы сегодня в голосе. Были бы мы в голосе четыре года назад! — Господа, я прошу вас слушать внимательно, это действительно важно… Вы знаете, и я знаю, что куда лучшим ректором был бы другой человек, но не я…
Начало положено, а он угадал. Оллар и вправду решился, и даже сам — Квентин сегодня к нему не заходил, не считая совместного мытарства с чинушами и Манриком. Верно, надо напоследок оставить что-то хорошее.
За длинным столом поднялся шум, многие сочли своим долгом Фердинанда оговорить — даже если он не годился как ректор, как человек мало кому мешал жить, да и неприлично это — просто взять и согласиться. Дорак поддакивал, когда на него смотрели, а сам не сводил глаз с будущего гвоздя программы. Рокэ занимал своё место по правую руку от Оллара и не участвовал во всеобщих утешениях бывшего ректора. Сидел молча, скрестив руки на груди и глядя в одну точку, даже жалко человека. Алва никогда никому не проигрывал, а тут такое… И ведь знал всё с самого начала, но кто виноват, что лучше него ректора не найти? Ничего, поупирается и привыкнет, в конце концов, все мы к чему-то привыкаем.
— И я даже рад передать свои полномочия, — почти весело говорил Фердинанд, — тому, кого вы все столь хорошо знаете. Возможно, он не согласится сразу, но выбора нет…
Умница, господин Оллар! Ещё бы, согласился он сразу… Ничего, Рокэ один, а их много, тем более, он уже не успеет ничего предпринять. Потому и не вмешивается. Стараясь не сталкиваться раньше времени с нечитаемым синим взглядом, Квентин слушал Оллара.
— С радостью предлагаю свою должность нашему председателю кадров, господину Дораку, — ошарашил всех Фердинанд и даже не заикнулся. — Любезный Квентин, вы на протяжении долгих лет поддерживаете жизнь в нашем университете, даже когда она готова погаснуть…
Алва! Чтобы не заорать в голос, председатель сжал кулаки под столом, а на лицо усилием воли натянул улыбочку. Вот чья это восхитительная речь. «Любезный Квентин», гаснущая жизнь… Кто-нибудь вообще поверит, что это Фердинанд берёт из головы?!
И ещё раз Алва. Ему же не послышалось? Может, всё-таки послышалось? Самое время помянуть Матильду с её кавалерией…
— Не буду лгать вам, друзья, — продолжал рассказывать ошарашенному залу бывший ректор. — Я бы не догадался и уж тем более не решился созвать вас всех сегодня…
