— Староста нам сказал, что в Кировке жить не разрешит. Ищите, говорит, себе другое место, у нас своих погорельцев хватает. Мы согласились и теперь под видом того, что никак не можем найти себе жилье, поживем у вас еще несколько дней: надо кое-что сделать. Ты скажи об этом матери. Скажи, что мы недолго побудем. Два-три дня и — уйдем.
— А чего два-три, — разочарованно протянула Вера. — Живите дольше. Мамка у нас такая — все понимает.
…К вечеру у Тамары разболелась нога. Решили, что в лес пойдет Маруся с тринадцатилетней Таней Яковлевой. Вера оставалась с Тамарой.
Когда стемнело, Таня и Мария отправились через поле к урочищу Лобовому. Два раза, щупая дорогу белыми лучами фар, проехали по дороге машины, один раз, гремя гусеницами, прошел танк.
Мария обошла урочище кругом и, только когда дорожные звуки перестали долетать, вошла в лес. Найдя место, где была закопана рация, Маруся вывела Таню на поляну, откуда лес хорошо просматривался в обе стороны, и усадила на пенек.
— Если увидишь кого чужого, два раза громко крикни: «Ой, мамочка, страшно!» Поняла?
Таня кивнула головой.
— А на самом деле, не страшно тебе будет? Домой не убежишь?
Таня шмыгнула носом.
— Не, нисколечко. Я с мальцами в ночном коней пасла.
Забросив антенну на дерево, Мария крутила ручку искателя. Надо было проверить рацию — нет ли повреждений после выброски. Поймав какую-то станцию, Мария настроилась на прием. Это была немецкая станция. Точки-тире привычно складывались в слова и фразы: «…в результате победоносного наступления германские войска вышли к Волге. Доблестные солдаты фюрера водрузили свой флаг на вершине Кавказа — горе Эльбрус. Большевистская Россия накануне капитуляции…»
Мария сорвала наушники. Неужели все кончено, война проиграна? Зачем же тогда они здесь? Зачем риск, бессмысленные жертвы?
Сбоку зашуршали кусты, и показалась Танина голова в белом платке.
— Тетя Маруся, где ты? Ай заснула?
Мария свернула рацию и уложила ее в специальный заплечный мешок. Потом отрыла второй рюкзак, поменьше, с оружием и гранатами, и надела его Тане на спину.
— Не тяжело? — спросила она девочку.
— Не, нисколечко.
Мария подняла рацию на плечи, и они пошли к опушке урочища. Обратно возвращались снова полем. По дороге по-прежнему, посвечивая фарами, проползали машины и танки. Таня, деловито засунув руки в карманы длиннополого отцовского пиджака, уверенно вела Марию по хрустящему под ногами прошлогоднему жнивью.
…Когда Маруся и Таня ушли в лес, Тамара кивнула Вере на дверь. Они вышли во двор.
— Большак у вас тут далеко? — спросила Тамара.
— Километра три будет. А что?
— Нужно. Пойдешь со мной?
Помедлив немного, Вера ответила:
— Пойду, конечно. Матери только скажусь.
Они вошли в хату.
— Мама, пойти мне надо, — тихо сказала Вера.
— Куда это пойти? Зачем? — затревожилась Мария Осиповна и, как бы ища ответа, посмотрела на Тамару.
Опустив глаза, Тамара молчала.
— Здесь, неподалеку. Мы скоро обернемся, ты не волнуйся.
Мария Осиповна подошла к дочери, прижала руки к груди. И вдруг, махнув рукой, заплакала:
— Иди, Вера, иди. Сохрани тебя господь!
До большака шли долго. На повороте дороги девушки устроились за корнями вывороченного грозой дуба. До обочины было метров десять-двенадцать.
Через полчаса послышался шум. Вскоре на дороге показались темные силуэты машин: под охраной трех танков мимо прошло десятка полтора грузовиков с солдатами.
Тамара внимательно смотрела на дорогу, запоминала. Вера молча сидела рядом, изредка оглядываясь по сторонам.
Они просидели у большака чуть ли не до рассвета. Когда посветлел восточный край неба, Тамара и Вера отползли от дороги и, достав захваченные из дому берестяные кузовки, медленно пошли по лесу, делая вид, будто собирают грибы и ягоды.
— Надо набрать хотя бы немного, — сказала Тамара, — а то встретится кто-нибудь и подумает: ягоды собирали всю ночь, а кузовки пустые. Понимаешь?
Вера улыбнулась и кивнула головой.
Вернувшись, они застали Марусю и Таню дома. Тамара влезла на печку к подруге.
— Ну, как?
— Рация работает, закопала в саду.
А Вера легла на кровать и, тронув сестренку за плечо, спросила:
— Тань, а Тань, в лесу-то страшно было?
— Не, нисколечко, — ответила Таня и доверчиво прижалась к старшей сестре.
Следующей ночью Тамара и Маруся развернули рацию в саду, за домом. Вся семья Яковлевых помогала им. Мария Осиповна стояла у плетня и, как бы поправляя его, следила за соседским двором. Таня залезла на крышу, а двойняшки — Мотя и Соня — играли у порога дома. Мать строго наказала км: если кто пойдет в дом, громко-громко заплакать.
Уж что-что, а это двойняшки умели делать.
Мария долго посылала в эфир свои позывные. Наконец ее услышали — был получен ответный сигнал. Из сада Яковлевых Мария отстучала в радиоцентр первое шифрованное донесение…
VМария шла по лесу. Между деревьями сгущались сумерки. Пахло вечерней сыростью. Где-то неподалеку гулко прокричал филин.
Словно потревоженный этим необычным в такое раннее время звуком, сорвался с ветки и, медленно кружась, упал на землю желтый березовый лист. Мария наклонилась и подняла его. «Лето на изломе, скоро журавли на юг полетят», — вспомнила она слова Тамары…
Мария оглянулась. Тусклая, будто утомленная летним зноем растительность окружала ее. В озорных кудрях берез, в могучей стати дубов и ясеней уже не чувствовалось зеленой молодости, удалой уверенности в своей красоте и силе. А в пышной шевелюре кленов, словно седина, уже пробилась первая желтеющая прядь.
Вздохнув и поправив косынку на голове, Мария пошла дальше. Километра через полтора она остановилась возле высокого, обсыпанного кроваво-красными гроздьями куста рябины. Подняв нижние ветки рукой, Мария пролезла под куст и очутилась на краю неширокой, заросшей травой ямы. Помедлив немного, Мария спрыгнула на дно. В яме пахло плесенью, гнилыми листьями и паутиной. Через несколько минут Мария уже прижимала левой рукой к голове наушники, а правой дробно стучала ключом, посылая в эфир точки-тире.
Вызвав три раза радиоцентр, Мария сняла руку с ключа и, прислонившись спиной к холодной стенке ямы, стала ждать ответа. Край ямы приходился ей чуть выше головы. На самом обрыве, в окружении еще зеленых кустиков брусники, торчал большой оранжевый мухомор. Гриб был уже старый, трухлявый, но нарядная шляпка с белыми пуговичками-бородавками еще кокетливо сидела на тонкой ножке, резко выделяясь среди жухлой травы своей холодной ядовитой красотой.
Ответа не было. Мария снова повторила позывные. В такт работе ключа мигал и гас глазок контрольной лампы под колпачком. Наконец сквозь треск и шипенье она уловила знакомую гамму точек и тире. Радиоцентр подтверждал, что связь установлена. Мария вынула из кармана бумажку с текстом зашифрованной радиограммы.
«Легализовалась надежно, — стучала ключом Мария, — у Розы плохо с пропиской. Очевидно, не сможет принять группу. Видеться со мной считает опасным. По ее просьбе сообщите — изменится ли численность группы? Свыше двадцати человек принять не сможем. Дополнительно сообщите место и время выброски. Цыганка».
Рация разведотдела долго молчала. Потом пришел ответ: «Самостоятельных действий не предпринимайте. Передайте Розе: главное
