— Какой еще дракон?.. — невпопад брякнула я, вмешиваясь в мужские пересуды.
— Чего не знаем, того не знаем… — развел руками один из крестьян, тот самый, что первым подошел к нам. — Слава Светлым Богам — мы его не видели, и если будет на то воля Богов, то никогда и не увидим! Куда хуже другое: от этой летающей твари сейчас одни неприятности.
— Какие?
— Можно много чего сказать… — вздохнул крестьянин. — Например, пока что пастухи даже отары на горные пастбища не гоняют — дракон овец таскает, словно коршун цыплят со двора! Оно и понятно — такой летающей громадине еды требуется немало. Конечно, Синие горы и раньше покоем не славились, но к такой жизни все как-то приноровились, а сейчас там совсем плохо стало, люди стараются в те места не ходить, зато появляются такие звери, о которых давно уже забыли. Похоже, собираются на зов дракона, чтоб он сдох, зараза такая! Верно говорят, что от этих страшилищ одни беды и неприятности!
— Вы говорите, что на зов дракона собираются разные звери… Какие?
— Разные… — уклонился от ответа собеседник. Я его понимаю — не стоит упоминать вслух всякую нечисть, еще какая-нибудь из них заявится на зов…
— А откуда он появился, этот дракон?
— Да разве ж я знаю?.. — даже удивился крестьянин. — Наверняка прилетел издалека! Как видно, в невесть каких дальних краях они все еще живут. Старики говорят, что иногда драконы появляются на Синих горах, а потом, через какое-то время, улетают восвояси, и вновь возвращаются через десятки лет. Вот и этот незваный гость побыстрей бы свои крылья отсюда унес — надоел! Говорят, иногда он так кричит, что у людей от страха душа в пятки уходит!
— А кто это все вам рассказал?
— Да вы, никак, считаете, что тут глушь беспросветная?.. — мужчина неприязненно покосился на меня. — Это вы зря, потому как наши Волчьи Выселки — едва ли не самый большой поселок к округе! У нас иногда бывает народ из Кряжника, пусть даже и проездом, а кое у кого и родня в том городе имеется! Так вот, тамошние жители жалуются, что в городе опасно становится. Правда, эта летающая тварь людей пока не трогает — и на том спасибо, но возле города нет-нет, да пронесется! Ясно, что такое соседство никому не нравится. Конечно, находятся горячие головы, которые призывают собраться, и отправиться на битву с драконом, только вот пока что таких отчаянных немного. А, на мой взгляд, людям нечего лезть, куда не положено, и уж тем более не следует охотиться на всякую летающую тварь без крайней на то нужды. Раз дракон и раньше сюда прилетал, а потом убирался восвояси, то и в этот раз наверняка так же будет, надо только подождать.
— Как бы и к нам дракон не заявился… — вздохнул кто-то.
— Да чего ему у нас делать? Хватит и того зверья, что в последнее время в здешних лесах объявились — с теми бы разобраться…
— Это верно… — вздохнул кто-то.
— Вы, молодежь, скажите, к кому в Кряжнике едете?.. — как видно, наш собеседник решил сменить тему. — Мы там кое-кого знаем, может, подскажем чего, все же люди из Кряжника у нас частенько появляются…
— Да я эту дальнюю родню в жизни никогда не видел!.. — в голосе Патрика было искреннее расстройство. — Можно было бы и дальше без них жить, да нашему старому дядюшке уж очень хотелось восстановить семейные связи, хотя родичи там — десятая вода на киселе, я о них ранее и не слыхивал ни разу! Дядюшка — человек в возрасте и при деньгах, а такого, как понимаете, сердить не стоит.
— А что за родня?
— Говорю же — дальняя! Можно сказать, нашему забору двоюродный плетень… Ну, дядюшке отказывать нельзя, вот мы и отправились в эти края. У нас при себе письмо имеется, там адрес и указан, так что по письму родственников и отыщем…
— Оно так, оно верно…
Прошло всего несколько минут, и наши собеседники враз засобирались домой, причем все они едва ли не одновременно покинули постоялый двор. В обеденном зале осталось всего несколько человек, судя по всему, приезжие. Слуги закрыли окна ставнями, а потом и вовсе заперли входную дверь — похоже, в этой деревне (даже сейчас, в летнее время) с приближением ночи на улицу выходить не стоит. Ясно теперь, отчего местные ушли из «Печеного тетерева» — каждый торопился оказаться за крепкими стенами родного дома, хотя уходить им явно не хотелось. Странно — мне говорили, что летом в Волчьих Выселках сравнительно безопасно.
— А куда это все ушли?.. — я повернулась к хозяину трактира, немолодому толстяку, который вынес в зал подсвечник с горящими свечами.
— По домам разошлись… — неохотно отозвался тот. — Вечер, солнце уже село, с минуты на минуту стемнеет, а сейчас не те времена, чтоб гулять по ночам. И вы, господа проезжающие, шли бы к себе в комнату — устали, наверное, после дороги, отдохните. Только не вздумайте на улицу выходить — места у нас ныне опасные, всякое может случиться. За крепкими стенами вас никто не тронет, а вот ежели окажетесь снаружи, то тут, как говорится, не обессудьте…
У меня было немало вопросов к хозяину, но Патрик поднялся из-за стола и потянул меня за собой.
— Пошли, нечего тут сидеть…
Наша комнатка оказалась совсем небольшой, да еще и с маленьким оконцем, которое не открывалось, зато была широкая кровать, на которой нам двоим вполне хватало места.
— Наконец-то!.. — скинув сапоги, Патрик улегся на кровать. — Звезда моих очей, что ты нам намерена рассмотреть, в этом мутном оконце?
— Да чего тут рассмотришь… — вздохнула я.
— Тогда не мельтеши перед глазами, и ложись.
Пожалуй, дорогой супруг прав, тем более что предыдущая ночь у нас была бессонной — ухаживали за раненым графом Фиер. Однако стоило мне прилечь на краешек постели, как Патрик подтащил меня к себе.
— Ты бы еще на коврике устроилась! И учти — если меня не злить, то я не кусаюсь.
— Да я просто стесняюсь…
— Стесняется она… — буркнул Патрик. — Лежи уж рядом, законная жена, и размышляй о тяготах этого мира и бренности бытия.
— Я думала…
— Это ты думаешь, а я могу только мечтать, и, к несчастью, мечты — это единственное, что мне остается… — в голосе Патрика была слышна досада, которую он даже не пытался скрыть. — Увы, счастье мое, должен тебя разочаровать: если ты рассчитываешь на что-то иное, кроме крепкого сна, то бишь на исполнение мною супружеских обязанностей (что, вообще-то, давно положено осуществить), то, к твоему великому огорчению (а заодно и
