— Там мальчики ехали…
— Это они тебе такое пальто обменяли?
— Угу. Один говорит: давай твой пиджачок…
— Сколько дней был в Харькове, говори правду!..
— Вчера приехал, а тут на вокзале мальчики говорят, в коммуне этого… как его…
— Дзержинского?
— Угу… так говорят принимают, так я и пришел, тут еще один мальчик пришел… Колесников его фамилия… он там стоит.
— Ну, хорошо. Сколько двенадцать на двенадцать? Ты учился? В какой группе?
— Учился в пятой группе…
Со всех сторон один и тот же вопрос:
— А кто ж тебя учил? Где ты учился?
Но Крейцер останавливает командиров:
— Да бросьте мучители, вам не все равно!.. Пускай говорит, сколько двенадцать на двенадцать…
— Сто четыре, — улыбнулся более мажорно пацан.
— Та-а-ак. А кто такой Дзержинский?
Молчание.
— А Ворошилов кто?
— Ворошилов?.. Главный… этот… вот, как генерал…
— Главный, значит?
— Угу…
Теперь уже и Крейцер заливается хохотом, покрывая басовым восторгом смех командиров.
Пацан молчит.
— Ну что? — обращается Швед к совету.
— Принять, — говорит Крейцер.
— Голосую. Кто за?
Не успели принять этого, врывается в совет Синенький.
— Там еще один, из Одессы, приехал…
— Ну, чего ты, как угорелый… давай его сюда!..
Входит. Длиннейшая шинелишка. Заплаканные глаза.
— Рассказывай.
Начинает рассказывать быстро, видно, что заранее обдуманную речь произносит:
— Я жил в одном дворе в Одессе, где вы останавливались. Просил вот их, — показывает на меня глазами, — отец у меня пьет, безработный, и каждый день бьет и бьет. Я и приехал…
— Где взял денег на дорогу?
Сначала деньги взяты у отца. Потом выясняется, что деньги украдены у соседей.
— Для чего ты украл?
— А я раньше поехал без денег, это, как его…
— Зайцем?
— Зайцем, а меня на третьей станции высадили, так я и вернулся, а потом взял эти деньги… на дорогу.
Коммунары вспоминают, что видели этого мальчишку в Одессе, он занимался кражей арбузов с подвод… Коммунары говорят:
— Пацан балованный, а потом папа у него есть… Пускай в Одессу едет, дать денег на дорогу…
Сопин другого мнения:
— Вот, что он не беспризорный, так это что ж? Он, конечно, ночует дома, а днем, так он все равно арбузы таскает, так это разве не беспризорный? А ночью, конечно, ночует… А что? Принять. Он, конечно… и так и так. Две должности занимает…
Большинство за отправку в Одессу.
— Завтра поедешь, — говорит Швед, — дадут тебе билет…
Одессит громко ревет и срывает с себя рубашку…
— Не поеду, все равно не поеду, смотрите, как бьет… вот!.. вот!..
Кое-кто и синякам не верит.
— Да это не папаша, это кондуктор.
И вдруг горячую речь произносит Синенький, торчащий до сих пор в кабинете:
— Мы знаем, пацан этот хороший… А мы знаем, как отец его бил, и тогда все видели!.. А что он украл, так что, он не на что-нибудь, а на дорогу, как отцу он все равно не поедет. Надо принять, потому что пропал он тогда совсем!..
И таки-добился своего одессит — приняли. Крейцер махнул рукой:
— Правильно, правильно сделали, что приняли…
Наконец, и третий в сегодняшнем совете — Колесников. Этого сразу видно. Его физиономия свидетельствует о породе, слагающейся обыкновенно на Тверских, Ришельевских и улицах Руставели.
— Сколько времени на улице?
— Три года.
Колесникову уже лет шестнадцать, он держится в совете прямо и видно старается не оскандалиться.
Крейцер по неопытности задает вопрос, который в подобном случае никогда не зададут коммунары:
— Чем жил на улице?
— Чем жил? — добродушно серьезен кандидат. — Да так, как придется.
— Красть приходилось?
— Да так вообще. Разное бывало. Ну, на благобразе не без этого… Но только в редких случаях…
Командиры улыбаются, улыбается и Колесников — через одну минуту новый член пятнадцатого отряда.
А в один из вечеров две небольшие девочки, у каждой аккуратный сверсток, и сами они аккуратистки, видно. Совета командиров в этот вечер не ожидалось, а в кабинете, по обыкновению, народ.
Спрашиваю:
— Чего вам?
— Примите нас в коммуну.
— Откуда же вы?
— Из Сочи.
— Откуда?
— Из Сочи приехали.
Мы все удивлены, переспрашиваем. Действительно, приехали из Сочи.
— Как же вы приехали?
— Нас посадил начальник станции.
— А билет?
— Мы собрали пятьдесят рублей. Мы жили у людей с ребенками… А Настя и говорит: поедем, так мы и поехали…
— Пятьдесят рублей?
— Нам хозяева были должны, мы долго не брали денег, а как коммунары жили в Сочи, так мы и сказали хозяину, что поедем…
— Что за хозяева?
— Ее не пускали, а мои — хорошие, сказали «поезжайте» и даже попросили начальника станции…
— А назад как поедете? — спрашивает Камардинов.
— Не знаем.
Мы молчим, пораженные этим происшествием. А они стоят рядом и молча моргают глазами.
Пришлось трубить совет. С совете смеющееся удивление. Сопин предлагает:
