На пороге стоял высокий, крепко сложенный мужчина, во внешности которого было нечто знакомое, но я никак не могла вспомнить, где его видела прежде. Особых примет у него не было, вот разве что глаза — мудрые, проницательные, зеркалом отражающие немалый жизненный опыт, — странным образом диссонировали с внешней молодостью, даром что в них горели озорные искорки. В остальном вроде бы все как у всех в этих краях. И рост, и телосложение такое здесь не редкость: слабым и тщедушным и раньше-то было сложно продержаться в заснеженных горах, тем более с тех пор, как посуровел климат. Одежда тоже традиционная для близлежащих деревень: меховые штаны, высокие унты, теплый свитер из оленьей шерсти.
…Что-то шевельнулось в моем мозгу, кольнуло тонкой иголочкой, выуживая из глубин памяти нужное воспоминание. Ну конечно, деревня! Посланники из селения, которое стоит у подножия горы, последнего, откуда до сих пор не ушли люди. И самый молодой из них, не то потерявший, не то умышленно оставивший для меня спичечный коробок…
— Я вижу, вы сумели правильно воспользоваться моим подарком, — с улыбкой заметил он, окидывая взглядом пустую раму — единственное, что осталось от волшебного зеркала. Будто отвечал на мои мысли.
— Я чуть не растратила его впустую, — призналась я. — Вы могли бы дать мне хоть небольшую подсказку.
— Не мог, — все с той же улыбкой развел руками он. — Нельзя без необходимости вмешиваться в дела чужих стихий. Это может нарушить равновесие.
— А сейчас? — многозначительно приподняла брови я.
— Сейчас Хлад ушел, а вам может понадобиться помощь. Вот я и подумал: дай-ка загляну на огонек.
— Кто вы такой? — не слишком дружелюбно вмешался Ингвар. — Нет, я знаю, что вы приходили ко мне с прошением вместе с деревенским старостой. Но, как я понимаю, то была чужая личина?
— Ну почему? Меня действительно отправили в путь жители предгорья. И я действительно давненько обосновался у них в деревне. Хлад и без того изменил правила игры, нарушив равновесие. Поэтому за крепостью его наместника следовало приглядывать.
— Вы, как я погляжу, буквально помешаны на равновесии, — нехорошо прищурился Ингвар.
Мы с Каем и Элин лишь переводили взгляды с одного на другого, наблюдая за этим странным противостоянием.
— Ну вы ведь и сами выступили против Хлада, — примирительно напомнил незнакомец.
— Это не повод доверять вам. Повторяю свой вопрос: кто вы такой?
— А разве вы сами не догадались?
— Допустим. Но я здесь не один. К тому же гостю подобает представиться.
— Вы правы, — склонил голову незнакомец. — Меня зовут Аштон. Жрец Огня.
После спички я ожидала чего-то подобного, и все равно раскрыла рот от удивления. Выходило, что в братстве Огня «деревенский посланник» стоит еще выше, чем Ингвар — в воинстве Хлада.
— Право, герцог, я пришел с миром. Мы с вами больше не враги. И я рад видеть вас в добром здравии.
— Герцог? — хмурясь, переспросил Ингвар.
— А разве это не очевидно? — изогнул брови Аштон. — В таком случае, взгляните на себя в зеркало. Уверяю, у вас отпадут последние сомнения.
Единственное в зале зеркало было уничтожено, но Ингвар, хоть и не видел цвета собственных волос, похоже, имел свои причины верить словам жреца.
— Герцог? А разве он не король? — прошептала Элин.
— Вам бы, девушка, впору помолчать, — осек ее хозяин замка, устало потирая виски.
Аштон, однако же, был более благодушно настроен, и потому не оставил Охотницу без ответа:
— С тех пор, как Хлад потерпел поражение во второй раз, нет.
— Подождите. Что значит «во второй раз»?
Кай, похоже, порядком устал от здешних загадок, и их обилие начинало его раздражать. Я, хоть и успела попривыкнуть к жизни в мире магии, тоже мало что поняла из слов жреца.
— В первый раз против стихии выступил ее собственный вассал, — пояснил Аштон. — А во второй, — он с улыбкой повернулся ко мне, — вот эта девушка.
— Да я-то тут при чем? — вскричала я в сердцах.
Нет, это уже ни в какие ворота не лезло! Сначала Ранкара обвиняла меня, по сути, в убийстве Ингвара. Теперь ее огненный коллега утверждал, что я якобы изгнала из замка Хлад.
— Я не маг и даже не ученица, я всего лишь простой человек!
— О, простые люди творят порой такое, что ни одному магу не снилось! — заверили меня, и я никак не могла понять, похвала это или претензия.
— Льдинка, — подключился к разговору Бертран. — Благодаря тебе льдинка выпала из глаза герцога. И все вернулось на свои места. Кстати, вот и она.
И камердинер наклонился, намереваясь поднять с пола маленький блестящий осколок, но его остановил Аштон.
— Потише! — крикнул он. — К таким вещам опасно прикасаться.
Камердинер замер, а жрец вскинул руку. Осколок на миг вспыхнул — и растаял, обратившись крохотной лужицей.
— Так-то лучше.
Аштон удовлетворенно прищурился.
— Льдинка… — пробормотала я, словно почувствовав удар изнутри. И, кажется, осела бы на пол, не поддержи меня вовремя подоспевший Ингвар. — А как же моя льдинка? Она до сих пор у меня в глазу, значит… Значит, я скоро перестану быть собой?
На плечо легла крепкая рука Кая. Я умоляюще посмотрела на жреца. Похоже, на нем скрестились сейчас все взгляды.
— Стихии с вами, какая льдинка? — Аштон бы, кажется, рассмеялся, если бы не чувствовал всеобщее настроение, мягко говоря, не шутливое. — Нет в вашем глазу никакой льдинки, да и быть не может.
— То есть как это не может? — Я бы порадовалась его бескомпромиссному заявлению, да только точно знала, что тут закралась какая-то ошибка. — Осколок был, еще когда меня Бертран похитил. Я это точно знаю, я почувствовала, как он попал мне в глаз. Все терла, пыталась избавиться, но не смогла.
Камердинер сконфуженно отвел взгляд, хотя назвать его так-таки раскаявшимся я бы не рискнула. Зато Аштона мои воспоминания нисколько не смутили.
— Ключевое слово здесь «был», — по-прежнему уверенно заявил он. — Когда вы попали в ловушку Хлада, магия и вправду была задействована, так что льдинка оказалась у вас в глазу. Вот только долго ли она могла продержаться? Видите ли, Герда, — мягко продолжил жрец, осознав: никто из присутствующих не понимает, к чему он клонит, — не в каждом человеке льдинка может прижиться. Вы так теплы душой и так неугомонны, что в вашем глазу она просто обречена была растаять. На это всего лишь потребовалось немного времени. Я даже не могу сказать, сколько именно, но, полагаю, не больше недели.
Я почувствовала, как тело забила слабая дрожь, а по лицу снова чуть не потекли слезы. Выходит, гильотина, весь этот месяц готовая обрушиться на мою шею, — всего лишь иллюзия? Плод воображения Ранкары? А ведь Барсик с самого начала меня предупреждал: нельзя доверять ее суждениям, когда дело касается людей!
— Постойте, тут все равно что-то не так. — Справиться с нежданно-негаданно навалившейся радостью бывает порой еще
