Я видел, каким лихорадочным блеском загорелись глаза Бояна, Дражко, нурман, кметей, бывших здесь. Особым мрачным огнём запылали глаза Храбра, который стал полностью преданным мне. Но всех больше я поразился глазам Мстиславы. В них как будто полыхнули отблески пожаров, в пламени которых погибали города её врагов. Мда! Для них для всех война — это круто! Это слава, добыча и месть! Последнее относилось к молодой княгине больше всех.
Но купцы привезли мне не только металл. Они ещё привезли мне то, чего я не ожидал никак. Они привезли мне селитру. Очень хорошую. Я был удивлён настолько, что какое-то время стоял, смотрел на неё, полностью зависнув. Селитру они купили в Новгороде, как мне сказал Вороток, купец златоградский, у персов. Персы, скорее всего, взяли её в Индии, там её много. Но зачем они её сюда привезли? Селитру увидел один из дружинников, который был в курсе для чего она. Он то и сказал купцу. Видно дела у персов шли не очень, так как желающих купить её, было почему-то мало. Вороток ловко торганулся и всё забрал у них оптом, обменяв на лисьи и беличьи меха. Причём в Индии она именно калиевая, а не натриевая как в Чили. Я за это, подхватив купца, стиснул в объятиях, так, что у него глаза на лоб чуть не вылезли. Потом расцеловал его в макушку. Дружиннику, который увидел селитру, выдал целую серебряную гривну. И особо поблагодарил купца, ещё и за то, что он сговорился с персами о прямых поставках селитры. Я отдал ему второе зеркало заднего вида, которое лежало у меня. Всего их было три. Одно у Мстиславы, второе у меня, это большие боковые и одно из салона поменьше уже продали в Новгороде. Вороток рассказывал, что когда выложил это зеркальце, там чуть драка не случилась между купцами. В итоге забрал какой-то араб, выложив его поверхность золотыми динарами в четыре ряда. Так же у них сразу же забрали все стёкла и бутылки. Боян с Дражко стояли, уныло повесив головы. Типа такое богатство ушло.
— Бояре. — Обратился я к ним. — Не нужно грустить. Зеркала и стёкла сделаем. Это я Вам обещаю. Так что у вас отбоя не будет от желающих купить. И, конечно же, отбоя не будет от тех, кто захочет взять просто так.
— Обещаешь, княже? — С надеждой спросил Дражко, уже в уме подсчитывая барыши.
— Обещаю.
— А любителей чужого добра, княже, мы встретим и приголубим.
— Я в этом не сомневаюсь. Но это потом. Сначала нужно разобраться с нашими должниками.
Пушкам дал остывать три дня. Ну его, не дай бог горячие трещины появятся, если раньше времени начать вытаскивать. Я решил перестраховаться. Наконец формы убрали и мы увидели наши орудия. Три пушки были сто миллиметрового калибра, длинной в два с половиной метра. И одна калибра восемьдесят миллиметров, длинной в полтора метра. Кстати развалилась форма именно с таким же орудием. Потом были испытания. Так как металла было мало, даже чугуна, который местные кузнецы называли свиным железом, то использовали в качестве снарядов камни. Их, конечно, обтачивали до круглой формы. В качестве наглядного примера плотники сделали ядра из дерева. Эти макеты и отдали тем пленным полянам, которых притащили нурманы, захватив на ладьях. Так как они были полоняниками, а значит рабами, то их мнения о то, хотят они что-то делать или нет, никто не спрашивал. Сказали точить камни до круглой формы, точите. Пока снега не было, орудийные лафеты были на колёсах. Мы провели испытательные стрельбы. Плотники сложили несколько срубов на полигоне, это я так назвал место, где пушки испытывались. С расстояния в полкилометра, все срубы разнесли вдребезги. Бояре, дружинники и нурманы были впечатлены. Я потом видел, как Боян потирал радостно руки. Все орудия отстрелялись на пять с плюсом. Я даже не ожидал такого. Я, наверное, везунчик. Мизгирь был особо счастлив и собрался вообще жить на пушечном дворе. Он бы так и сделал, так как не хотел от пушек отходить, но в дело вмешалась Крапива, заявив, что сама засунет мужа в пушку и пошлет его в полет далеко и надолго, если он немедленно не пойдёт домой, где его ждёт жена и дети. Всё княжье подворье смеялось долго.
Потом мы отлили еще три пушки. Все короткие, восьмидесяти миллиметровые. Их установили в башнях. Стены и башни тоже переделали. Башни стали мощнее и выступали вперёд за стены. Подняли выше и стены. И это был уже не частокол. Благо вокруг леса было много. Стены и башни обзавелись нормальными бойницами и зубцами, за которые могли прятаться стрелки.
Кроме того, я ещё учился ездить на коне. Да-да. А как иначе? Князь просто обязан ездить на коне. Даже нурманы умели ездить. Не так хорошо как вятичи, но всё же. Только я не умел. Позор! Пришлось осваивать средневековое транспортно средство. Задница и внутренние стороны бёдер болели, мама не горюй. Даже пришлось ходить какое-то время на раскоряку. Открыто никто не смеялся. Но я знал, что они все посмеивались на до мной. И только Мстислава позволяла себе тихо хихикать, но только в нашей светлице, когда мы были одни и она смазывала мне какой-то гадостью натертую кожу бёдер. Я уже боялся, что яйца себе отобью. Но всё обошлось. Постепенно стал втягиваться в это дело, а потом мне даже понравилось. Моего княжеского коня звали Ворон. Он был злой и вредный. Пришлось мне с ним подружиться, хотя несколько раз я с него падал. Мне даже стало казаться, что он издевается надо мной. А когда я очередной раз слетел с него, чуть не убившись, он даже заржал. Скотина такая! Боян хотел заменить его, но я отказался. Я тоже упёртый. Один раз он получил от меня кулаком между глаз. Но приручил я его другим. Он обожал хрумкать морковкой или жевать горбушку хлеба, густо посыпанную солью. Я его угощал и морковкой и хлебом с солью. Кроме меня это было делать кому-либо ещё строго запрещено. И если он начинал косячить, я его переставал кормить этими деликатесами. А когда приходил в конюшню, неся в руках, например хороший кусок хлеба с солью, то скармливал деликатес у него на виду другому коню, на котором и выезжал. Засранец держался долго, потом покусал того жеребца, которому я скармливал его законный паёк. В итоге мы пришли с ним к взаимопониманию. Я его и выгуливал и кормил, вернее баловал и сам ездил на нем
