– Какая мерзость, – сказал я. – Бедная девочка…
– Я уже не девочка, я старше тебя, – сказала Сеннера и замолчала.
– Хочешь чая? – спросил я. – И ещё есть суп из солёной трески.
– Я шла через кухню, – сообщила Сеннера. – Я унюхала. Чай я хочу.
Мира не удивилась.
Она настолько не удивилась, что я испытал прилив гордости за неё и ощутил собственную никчёмность.
Мира вошла, положила на стол купленную книгу и корзинку с какими-то покупками и сказала:
– Привет, Сеннера. Знаешь, ты подросла. Я купила яблочный пирог, любишь яблоки?
Сеннера впилась в неё взглядом. И как-то слегка вжала голову в плечи, словно признавая поражение.
Вздохнув, Мира сказала:
– На доме следящее заклинание. Я узнала, как только ты вошла.
Сеннера всё так же молча посмотрела на меня. С недоумением и обидой.
– Заклинание поставлено на тебя, ты его ощутить не можешь, – сказала Мира. – Даже Грис не знал. А я была уверена, что ты придёшь. Мы – друзья?
Сеннера опустила голову. Потом сказала:
– Да. Я на тебя злилась. Но это прошло.
– Почему злилась? – удивилась Мира.
– Ты меня не спасла, – тихо сказала Сеннера. – Бросила.
– Мы не могли взять тебя с собой, девочка, – тихо сказала Мира. – Прости. Никак не могли. Нас бы убили всех вместе.
Сеннера посмотрела на неё. Лицо ящерицы не выражало эмоций, но в глазах была старая обида.
– Прости нас, – повторила Мира.
– Ты красивая. А я уродина. – Сеннера провела по голове несоразмерно длинной когтистой рукой. Бережно коснулась жалких прядок волос. – Когда я была человеческой девочкой, у меня были длинные чёрные волосы. И красивое лицо. И нормальные руки. И скоро начала бы расти грудь. А у людоящерки была замечательная чешуя, никакой шерсти, и мигательная перепонка бронзово-жёлтая, это большая редкость. Бронированный кот был самый сильный в стае и вообще самец. Доктор Ирбран даже поленился найти кошку, он был уверен, что мы сдохнем через день-другой. Когда нас соединили, мы все кричали от омерзения. Но я… я человек. Я умнее людоящерицы и кота. Поэтому мне больнее. А ты красивая, я была бы такой же. Ты стала старше, но ты ещё пока красивая. Ты родишь ребёнка, – Сеннера глянула на меня с таким возмущением, будто я был когда-то с ней обручён, а потом цинично бросил ради другой, – будешь матерью. А я никого не смогу родить и даже любить никого не смогу, пока нас трое в этом теле!
Мира смотрела на неё. Потом сказала:
– Грис, сходи, пожалуйста, в лавку. Купи мёд. Я забыла. Тут очень хороший клеверный мёд, без него чай пить неинтересно.
Я знал, что мёд есть в буфете. И Сеннера, наверное, чувствовала запах мёда.
Кстати, и мёд-то у них паршивый, у них тут сыр вкусный и мясо. А мёд только что сладкий.
Но я встал и пошёл в лавку.
Я шёл, раскланивался с соседями и кивал незнакомым людям, с любопытной старушкой-лавочницей поговорил о погоде, а уже потом купил мёд и двинулся обратно. Смотрел на аккуратные низкие заборчики, на пожелтевшие листья деревьев и пожухшую траву – тёплые здесь всё-таки зимы; вначале было непривычно, а теперь мне нравится. Дошёл до пристани, поговорил с лодочниками и узнал, какие корабли в порту, а какие уплыли, куда и когда именно. Потом постоял минуту у реки, глядя на выходящие на промысел рыбацкие лодки. Тут хороший вечерний лов.
Очень жаль, что наша жизнь здесь заканчивается. Очень жаль, что снова придётся бежать.
И я вернулся домой, бережно неся глиняный горшочек мёда, который мы даже не успеем доесть.
Мира и Сеннера сидели у стола обнявшись. Мира как-то так ухитрилась обнять Сеннеру, будто это не взрослый обнимает ребёнка, а две подруги, наговорившись, прижались друг к другу. Перед ними стоял чай, и мёд в вазочке, и нарезанный пирог.
– Так и знал, что мёд у нас есть! – сказал я нарочито громко.
– Сядь, Грис, – велела Сеннера. – Нам надо решить, как вы спасётесь.
Я послушно сел напротив. Три года назад Сеннера, даже когда начала говорить разумно, вела себя как подросток. Страшноватый, агрессивный, но подросток. А сейчас словно стала старше нас. Служба Тёмному Властелину – она такая, год за три…
– Амулет я заберу, – сказала Сеннера. – Это важно, это важнее всего. Повелитель не успокоится, пока не вернёт его.
– Да пожалуйста, – кивнул я. – Я три года с ним возился. Могу по памяти руну нарисовать. И вообще, я понял, что она значит…
Лицо Сеннеры, обычно совсем неэмоциональное, исказилось:
– Молчи, молчи, молчи! Я этого не слышала, я этого не знаю! Ты редко смотрел на амулет, ты плохо запомнил руну, ты в ней не разобрался!
– Хорошо, – быстро подтвердил я. – Так и есть. Ерунда там какая-то нарисована. И амулет некрасивый. Было бы хоть серебро, а то так… серебришко…
– Это важный амулет и тайная руна, – успокаиваясь, сказала Сеннера. – Тёмный Властелин едва не покарал Ирбрана за его утрату. Принеси его! И все рисунки!
Я быстро сходил наверх и принёс амулет. Все рисунки и наброски сгрёб и тоже принёс вниз, лишь одну копию руны – собственноручно вырезанную на мягкой берёзовой плашке, спрятал в карман.
Конечно же, я руну помнил. За три года запомнил бы любой, даже далёкий от магии человек. Но точная копия не помешает.
Под внимательным взглядом Сеннеры я бросил ворох бумаги в разожжённый камин.
– Из кармана тоже, – сказала Сеннера.
Я пристыженно достал плашку и кинул в огонь.
– Хорошо. Теперь нужна кровь.
Я молча протянул ей руку, Сеннера взяла со стола ножик и хладнокровно надрезала мне палец. Вымазала медальон в крови, обтёрла о свой плащ и спрятала куда-то в потайной карман. Сказала:
– Вот так. Я взяла медальон с твоего мёртвого тела. Теперь самое сложное. Моя команда придёт убивать вас ночью. Они должны быть уверены, что вы мертвы.
– Скажи, что сама убила нас.
– Нет. Должны быть свидетели.
Сеннера опустила голову на стол, некоторое время смотрела на меня. Потом сказала:
– У тебя руна переноса наготове?
Я кивнул.
Как же я этого не хотел! Каждый раз руна переноса выпивала у меня с год жизни, а уж последний раз всё пошло совсем неудачно, я дважды вливал в руну по году – она не срабатывала, и лишь когда я влил три…
Пять лет жизни за то, чтобы перенестись на несколько миль!
Ну хорошо, тогда был форс-мажор. И повелитель что-то делал, мешавшее мне применить руну переноса.
Пусть я сейчас потрачу не пять, а год. Даже полгода. Всё равно очень много.
– Конечно же, – сказал я. – Не проблема.
– Мы придём под утро, – сообщила Сеннера. – В четыре часа. Наш укротитель не придёт, он обеспечивает прикрытие. Со мной будут четверо изменённых. Один мальчик похож на волка, предпочитает ходить на четырёх лапах. Зубы ядовиты. Он быстрый, но глупый
