Увидев приближающегося меня на его лицо наплыла тень отчаяния. Та буря чувств, что отразилась в его глазах резко контрастировала между: от небольшого лучика надежды до черной ненависти. Парень затравлено обернулся и посмотрел, что было позади него, чтобы резко вернуть голову в прежние положение. Он попытался поменять свою позицию, чтобы Толстяк и я оказались на одной линии. Но когда он наступил на правую ногу, она резко подогнулась да так, что он почти упал, но воткнув меч в землю удержался.
— Обходи его справа, — дал указания мне Таронс Тейт. — А я слева. Сейчас его достанем, а то больно шустрый. Все мои удары парирует, гаденыш.
Внимательно посмотрев в лицо Таронса Тейта, я с сомнением задумался. Этот парень мне ничего плохо не сделал. А вот Толстяк собирался отправить этого парнишку прямиком к его предкам. Это было большими буквами на писано на его овальном лице, на котором появилась злобная ухмылка. Но битва же закончилась Какой смысл устраивать новые сражения?
В тот момент, когда напряжение между нами троими достигло апогея, а Толстяк в десятый раз перехватил рукоять своего топора, готовый нанести свой удар. Мир пришёл в движение. Если точнее, то сначала послышался гул, заставивший всех нас повернуть головы в его сторону. Затем гул перерос в хорошо различимый крик тысячи голосов. В нём была неподдельная радость, смешанная с первобытной яростью. Этот звук доносился из-за ближайшего леса. Пока я недоуменно пялился в ту сторону, недоумевая что же произошло, на мои вопросы ответил Толстяк.
— Серая Крепость пала, — с удовлетворением заметил Тейт и продолжил говорить с какой-то злой гримасой. Пока он говорил на его лицо упала тень от облака, плывущего по небу, что придало его лицу ещё более мрачное выражение, будто бы он рассказывал страшную сказку, а мы были маленькими детишками, сидевшими возле костра, разгоняющего ночь своим светом. — Слышишь этот звук, парень? Слышишь! Это гимн вашего поражения, песня вашего отчаяния. Твоя армия разбита, твой замок скоро превратиться в руины, а твоего господина вешают на донжоне крепости в этот самый момент, чтобы потом его сгнивший труп склевало вороньё, а ты до сих пор стоишь и защищаешь свои мертвые идеалы. Неправильно это, парень. Твои соратники на том свете тебя заждались. Пора бы и нам с тобой проститься.
— Ты отправишься в Пекло вместе со мной, бочка с жиром. Крепость неприступна! Тебе не удастся меня обмануть, — ядовито прошипел парень и взмахнул мечом. Толстяк на это удовлетворенно усмехнулся и блаженно прищурился. Готов поставить свой дырявый сапог, что вся эта ситуация была по душе Таронсу Тейту, но это были только мои домыслы, которые я сделал, взглянув на лицо Толстяка.
— Крис, обходи его слева, — Таронс Тейт, сказав это, отправился обходить парня справа, но я остался на месте. В голове закружился хоровод разных мыслей. — Неприступна только твоя пустая голова, в которую не попадают умные мысли, сказанные опытными людьми.
Не помогать Толстяку в этом деле было правильным решением, но в тоже время мне было известно, что он являлся единственным товарищем, который у меня был на данный момент, и предавать его было не самым лучшим выходом из сложившегося положения. Поэтому передо мной встал сложный выбор. Нужно было срочно что-нибудь придумать. В голову лезли только совсем уж глупые варианты. В любом случае парень должен был оставаться в живых. Мой внутренний голос твердил мне это уж слишком настойчиво, будто бы от этого зависело нечто важное. Да и убивать его я не хотел, участвовать в этом тоже. Не совсем я кровавый маньяк, которому только и надо, что смерть людей. Ко всему прочему в убийстве этого паренька попросту не было никакого смысла. Он никак нам с Тейтом не угрожал.
Пустая трата времени. Нужно было найти выход из этой неоднозначной ситуации. Но как бы я ни крутил происходящие под разными углами, но решений у меня не было.
— Крис! — недовольно крикнул Таронс Тейт. Видимо осознал, что я до сих пор не сдвинулся с места, а также не достал никого оружия. Даже тот кинжал, что мне достался от мага, продолжал висеть на поясе в ножнах. То есть у меня и был только этот ножечек, потому что чем-то подлиннее я обзавестись не успел. Но пускать кинжал в дело я не планировал. Не сегодня. Это поле и так сегодня достаточно напиталось кровью.
После окрика Толстяка мой мозг заработал с удвоенной силой. Я старался не обращать внимание ни на Тейта, угрожающе помахивающего топором, ни на этого парня с фанатично горящими глазами, смотрящего на моего спутника с праведным гневом, готового кажется отразить любую атаку, подготовленную моим спутником. Вся эта ситуация затягивалась, а приемлемых решений в голову не приходило. То что у парня нет не шанса против меня и Толстяка я был уверен на все сто процентов. Каким бы хорошим воином он не был, но с его ранами и больной ногой, его хватит только на то, чтобы вскрикнуть, когда топор Толстяка разрубит звенья кольчуги и вопьётся в его грудь. Эта картина так явственно предстала передо мной, что я казалось уже видел, как последние капли жизни покидают тело юного воина. Поэтому у меня остался только один выход из этой ситуации. Я спокойно заговорил.
— Ты спешишь на встречу со смертью? — тихо спросил я, нарушая то хрупкое равновесие, которое сложилось пока я думал. Две пары глаз тут же удивленно посмотрели на меня. От меня видимо никто этого не ожидал. Даже я сам не знал, что на меня нашло. Надо было остаться в стороне и не вмешиваться в происходящие, но такому повороту ситуации противилось всё мое естество. Оно отторгало даже саму мысль о том, что бы остаться в стороне. — Ты хочешь сдохнуть на этом проклятом поле, защищая чужие идеалы? Ответь мне, воин. Зачем умирать за тех, кто уже мертв? Зачем!?
Последний вопрос я выкрикнул, наблюдая как в глазах парня начинает закипать злость. Он покрепче сжал рукоять и упрямо сжал губы, чтобы почти выплюнуть следующие слова.
— Я дал клятву служить этому дому, — высокопарно выдало это недоразумение и ткнуло пальцем в герб на груди. Сохранить спокойное выражение лица и недоверчиво не усмехнуться стоило мне титанических усилий. В моём мире слово «клятва» давно перестало сдерживать человека. Утратило свой изначальный смысл. Это слово забылось, погребенная многовековой пылью прошлых эпох. Её нарушение стало
