выпить воды из незапроектированного титана.
Клим потер свой курносый нос, которым он умел вынюхивать совершенно неожиданные строительные резервы.
Дмитрий Царев обратился к Люде Сенцовой:
— Министр финансов, как ты?
— Хорошо, что у нас есть бесплатный консультант по строительству в тресте, а то бы дорого нам это стоило.
— А что же министр снабжения Григорий Уралов, — снова включился Клим, — не подумал об освещении? Нам необходимо приобщить тайгу к передовой технике. Предлагаю в большом зале расположить семьдесят светильников ламп дневного света. А теперь прошу рассмотреть и утвердить плакат и сатирический листок.
На плакате крупными буквами было написано: «Шелеховец, ты отработал на нашей ударной стройке свои часы?» Художник сатирического листка изобразил лентяев. Те подглядывали в щелку за группой строителей с лопатами на плечах. Внизу — подпись: «Опять уходят, идиоты? А мы не сдохнем без работы». Крупные черные буквы гласили: «Позор Петренко, Заколову и Фетисову, которые не вышли на комсомольский воскресник!»
— Ребята! — Клим несколько охрип от понятного всем волнения. — Благодаря хорошей работе моих заместителей (Клим врал: заместителей у него не было!) нам удалось связаться с органами разведки и установить, что щиты для строительства клуба в настоящее время прибыли на станцию. Это, правда, обязанности министерства снабжения, но я думаю, что Уралов на меня не рассердится.
«Министры» спешно поднялись и отправились смотреть щиты. Они знали, что, если Клим говорил: «Будут пять машин с кирпичом», — они появлялись. Если обещал, что привезут бревна, их привозили. «Министр снабжения» Григорий Уралов на Клима, конечно, не обижался.
Сергей Миронов стоял у открытого капота самосвала и с некоторым торжеством следил, как шофер «приводит в чувство» заиндевевший мотор.
Сергей ободряюще кивал ему, подавал инструменты (он любил технику и сам неплохо разбирался в моторе), а в голове Сергея точно сами собой складывались строки:
Самосвал уехал, и Сергей отправился по своим делам. Дорога шла мимо стадиона. Там металлическими граблями сдирали мерзлый кустарник с окаменелой земли. Сдернули и верхний слой. Это место «министры» отвели под каток.
Сергею вспомнилось детство и развороченная войной земля Орловщины. «Если бы я был один, — думал Сергей, — я бы не выжил».
Сергей удивлял людей своей начитанностью. Всегда мог посоветовать товарищам, что читать, а если речь заходила о стихах, то часто приводил на память строки, а иногда и целые стихотворения.
— И что ты хорошего в этих стихах находишь? — спросил его как-то директор ЖБИ Дворин.
— Вот я правым глазом почти не вижу, — ответил ему Сергей. — Как закрою свой левый, так все серым становится, мутным. А если левым смотрю, то мир в красках встает.
— Что ты несешь, Сергей? — Они были в приемной треста, и Дворин нетерпеливо посмотрел на дверь управляющего трестом, ожидая своей очереди. — При чем тут твое зрение?
— А при том, что поэзия — это второе зрение. Мне стихи раскрыли и красоту людей и красоту природы. И силы мне дают.
Дворин пожал плечами.
— План, план, брат, надо выполнять. Вот такие коврижки. Машины нужны, грузовики, а ты — стихи.
Сейчас, шагая по скрипящему снегу, Сергей повторял стихотворение, которое он сочинил и долго отшлифовывал. Никто, кроме Григория, не слышал его, потому что на людях Сергей или напевал, или читал стихи современных поэтов. И лишь для себя он повторял свои строки, хорошо помогавшие ему в пути:
