– Не дождешься, – я скрестила руки на груди. – Ты не слышал Алекса, что ли? Мне рядом с тобой ничего не грозит, поэтому я буду рядом.
Фирсанов побагровел.
– Кира, как ты не понимаешь: дело не в том, что я опасаюсь за тебя. Нет, черт возьми, просто я не собираюсь опять показываться тебе ТАКИМ!
– Каким?
– Чудовищем. Монстром. Животным, – он выплевывал каждое слово с болью, чуть ли не кровью вырывая из себя. – Нет ни единого оправдания тому, что происходит со мной. Это отвратительно. Я запрещаю тебе приближаться ко мне, а если ты ослушаешься, то я найду способ избавиться от тебя. Возможно, мне и дороги наши отношения, но я сумею избавиться от них.
Это прозвучало жестоко, надменно.
– Что, опять призовешь своих баб?
– Ты считаешь меня столь неоригинальным? – изумился он. – Нет-нет, теперь я предложу разделить тебя с кем-нибудь из моих друзей. Мечтаешь попробовать втроем, а, крошка?
Моя рука взметнулась, и на щеке Игната остался горящий след. Он не пытался защититься, лишь расхохотался как истинный безумец. Глаза потемнели. Тогда я стала лупить его по груди раскрытыми ладонями, повторяя: «Ты – псих!»
Фирсанов повалил меня на кровать, обхватил запястья и завел их за голову. Я брыкалась, пыталась укусить его, но мой демон был сильнее.
– Ты можешь гнать меня, но я не уйду. – Злые слезы катились по щекам. – Слышишь, придурок?! Я останусь с тобой, даже если ты отдашь меня всем своим дружкам по очереди.
– Беспечная дура!
– Идиот!
Он выпустил меня, и я рванула из комнаты, по лестнице спустилась вниз и схватилась за связку ключей, торчащих из замка запретной комнаты.
– Что, уже готова уйти? – смеялся Игнат, и только в глазах плескалась боль.
– Почти, – я потянула его за воротник рубашки.
Мы оба оказались внутри пустого помещения, где стены особенно сильно давили, а воздух пах страданиями. С усмешкой я запустила ключи в узкую щель и захлопнула дверь, оставляя нас взаперти на неопределенное время.
– То есть ты предпочитаешь умереть здесь от истощения?
Фирсанов ломанулся к двери, дернул за ручку, но та не поддалась.
– Если придется. Всё, что угодно, чтобы спасти тебя.
Я села на пол, обхватив колени руками. Игнат плюхнулся передо мной на колени.
– Je t'aime (я тебя люблю (фр.)), – заявил он, глядя мне в глаза. – Pardonne-moi tout (прости меня за всё (фр.)).
– Что?
– Говорю: у тебя очень аппетитная шейка, детка. Я обязательно переломаю её в эту полную луну.
Губы скользнули по моей коже, посасывая её, оставляя после себя несмываемые метки. Это были злые поцелуи, опасные, близкие к помешательству. Уже не человеческая, но волчья половина взяла над Фирсановым верх, когда он срывал с меня платье, когда закидывал мои ноги себе на плечи. Когда наши тела сплетались, обнажаясь друг перед другом.
– Мы останемся тут навечно, – напомнил Фирсанов с ухмылкой, когда всё закончилось. – Я поставил такую дверь, которую не выбьет даже граната.
– Это то, о чем я мечтала.
– Что ж, тогда доброй ночи.
Он расхохотался и отвернулся от меня.
– Je te pardonne (Я прощаю тебя (фр.)), – шепнула самой себе, когда Фирсанов задремал. Незачем было объяснять ему, что я тоже изучала французский в средней школе.
Черт, как же я волновалась за него, как же боялась, что он всё-таки найдет способ изгнать меня на время полнолуния. Нет, я должна была быть рядом. Я должна была защитить его от ночных кошмаров. Моего дикого, несговорчивого, озлобленного зверя, заточенного в человеческое тело.
И уже тогда мне показалось, что мы летим в бездну.
Освободила нас Ирина, которая по чистой случайности решила тем вечером навестить брата…}
***
– Какая тебе разница? – Я пожала плечами. – Он небезразличен мне, этого недостаточно?
– Достаточно, – подтвердил Артем. – Ладно, теперь обо мне…
Ничего интересного я не услышала. Какой-то там начальник средней руки, у которого всё есть, и который периодически сходит с ума от скуки. В женщинах отказа не испытывает, на меня видов не имеет, но по каким-то мистическим убеждениям считает, что должен вытащить меня из затяжной депрессии, которую разглядел ещё в баре.
Звучало подозрительно, но я не спорила.
На середине его выверенного до единого слова рассказа зазвонил мобильный телефон. Артем ответил и начал безостановочно соглашаться с собеседником. На седьмом его «Да» я была готова расхохотаться. В конечном счете, он сказал «Я тоже» и нажал на сброс.
– Твоя девушка?
Артем нервно дернул щекой.
– С чего ты взяла?
– «Я тоже». Так отвечают на фразу «Я тебя люблю».
– Так себе логика, – покачал он головой, но уставился в окно с таким интересом, что я догадалась: не ошиблась.
Вдвойне непонятно, зачем мчать куда-то от любимой девушки с незнакомкой из бара, если расставание дается тебе тяжестью и нехорошими мыслями? Почему он выбрал в качестве спутницы меня, а не кого-то знакомого? Может быть, потому что тоже хотел раствориться в единении с человеком, который не осудит и не засмеет, не попытается поставить на путь истинный?
– Артем, – после долгой паузы позвала я, – что ты испытываешь к своей девушке?
– Не знаю. – Она уронил лицо в ладони, и голос звучал глухо. – Иногда мне хочется уйти, хлопнув дверью. Но я не могу. От неё многое зависит.
– Она платит тебе деньги за интимную близость? – заинтересовалась я и отвела его руки от головы.
– Не смешно, – ответил Артем, делая глоток за глотком коньяка. – Нет, но благодаря ей я имею всё то, что… имею, – оборвал себя на половине мысли. – Сложно объяснить, но она сделала меня человеком, и я не смогу бросить её из-за своего эгоизма.
Бутылка была ополовинена, и стало ясно – мой спутник ещё не пьян в зюзю, но уже не контролирует обстановку. Луна светила из-за туч, гигантская, налитая золотом. Дорога тянулась бесконечным полотном, в котором изредка мелькали огоньки городов.
– Ложись спать, – посоветовала я и даже помогла Артему перебраться на койку.
Он поблагодарил меня, пробурчал что-то неразборчивое и всё-таки задрых.
Я осталась одна и под шум ветров пыталась разобраться в себе.
«Не смогу бросить из-за своего эгоизма». Тяжелый случай, но похожий на то, что испытываю я прямо сейчас. Мною руководил эгоизм, когда я признавалась в любви, и когда убегала, оставив прощальную записку,
