Сцена рассеялась, сменившись следующими кадрами.
Элиза бросилась к ней, издавая животные хрипы и стоны: прямо-таки хищное существо в поисках пищи.
Найквист и Элеанор последовали за ней. Теперь они видели небольшую часть переполненного рынка. Площадь Фаренгейт. Молодая покупательница, женщина, калейдоскоп, выпадающий из ее руки, после того как Доминик Кинкейд нанес несколько ударов. Рядом с ней ее муж, неспособный предпринять хоть что-то, что помогло бы спасти его жену.
Найквист знал, что имя жертвы – Дженни Джеймс. Он читал новости: друзья называли ее Джей Джей. По их словам, ее очень любили, и впереди ее ожидало светлое, счастливое будущее. Но сейчас она падала на землю, зажимая рукой рану в животе. Маленький мальчик, держащий в руке фонарь в форме звезды, взглянул в ее сторону. Широко распахнутыми глазами он смотрел, как в нескольких метрах от него умирала жертва.
Этот эпизод длился дольше – полторы минуты скрупулезно отснятой агонии.
Элиза кричала от восторга, ее сотрясала дрожь.
Найквист попытался очистить разум и сосредоточиться, но сцена не давала ему это сделать, вызывая все новые видения, девять или десять картин, в каждой из которых раз за разом разыгрывалось ужасное преступление. И наконец, он понял – все украденные Ртутью минуты оказывались в конце концов здесь, хранились в этом театре, чтобы их можно было просматривать снова и снова по мере необходимости. Вот почему моменты невозможно было запомнить – все они доставлялись в это место. Сумерки действовали подобно банку памяти боли и смерти, собранных вместе для удовольствия девушки-подростка. И эти жуткие смерти вдыхали в нее жизнь.
Найквист перестал двигаться. Он дрожал и изумленно смотрел, как всего в нескольких метрах от него материализовалась комната на краю сумерек. Он подошел поближе, совершенно зачарованный. Он снова был там, в доме в переулке Энджелкрофт, в спальне наверху. Сквозь окно просачивался туман, там стояла Элеанор, ее отец Доминик Кинкейд лежал на кровати с ножом в руке, тем самым ножом, которым он совершил все свои убийства. Сам Найквист стоял в дверях комнаты, вокруг его лица порхал мотылек, и он наблюдал, как сейчас на театральной сцене, как из тумана выходит фигура и выхватывает нож из руки Кинкейда, чтобы приставить нож к его шее, а затем глубоко вонзить в плоть.
Из открытого рта жертвы доносится истошный вопль…
Кровь повсюду. Кровь, туман и крики.
Тело Кинкейда корчится в смертельных муках, в глазах застыло выражение ужаса.
Элеанор в отчаянии вскрикнула. Найквист, беспомощный зритель этих нескольких украденных минут, застыл у двери.
Найквист приближается, чтобы помочь жертве.
Элеанор поднимает нож с кровати и смотрит на лезвие, переливающееся серебристым и красным: в ее взгляде смесь интереса и отрешенности.
Убийца ускользает, возвращается в туман и исчезает.
И в этот момент этот человек оказался за спиной у Найквиста и мягко сказал:
– Конечно, он должен был стать следующей жертвой. Доминик знал это.
Развернувшись, Найквист увидел Аишу Кинкейд, стоявшую на небольшом расстоянии от него.
– Это вы убили его? – спросил он.
– Да, – просто ответила она. – Мой сын должен был умереть по двум причинам.
Найквист грубо перебил ее. Он не мог позволить старухе смаковать этот ужас:
– Кинкейд отказался от этой идеи, да? Он не желал смерти Элеанор, не хотел, чтобы она посещала сумерки для того, чтобы спасти Элизу или туман, что бы вы там себе ни воображали.
Взгляд Аиши не выражал никаких эмоций, и он понял, что попал в точку.
Другая причина была более очевидной и даже по-своему более жестокой.
– Кто, как не отец, должен отдать жизнь ребенку? У него, наверное, было очень много жизненной силы для нее, гораздо больше, чем у случайных незнакомцев, которых вы и он убили, скрываясь под маской Ртути.
– Да, – наконец заговорила она. – Этот так. Но Элеанор – настоящий приз, единственный истинный жертвенный агнец. Как только она умрет, Элиза будет спокойно жить до старости. – В руке Аиши появился нож. – Ее смерть будет разыгрываться здесь снова и снова, великолепный акт сестринского самопожертвования.
К этому времени вся площадь была заполнена тридцатью или более сценами различных убийств, продолжавшихся в течение десятилетий. Некоторые из них совершала Аиша, в других, более недавних, убийцей был Доминик Кинкейд. Но среди всего этого парада зла Элеанор зачаровало только зрелище смерти ее отца, неоднократно повторявшееся в завихрениях света, тумана и грусти. Ее лицо ничего не выражало, глаза остекленели. Элиза в оцепенении стояла рядом – связь близнецов была очевидна.
Окинув девушек взглядом, Аиша улыбнулась и издала неистовый визг, разнесшийся по всему Сумрачному району, визг, похожий на крик банши[11], от которого сгустки тумана заметались, как испуганные призраки.
– Аииииииеееиеееееееееееееееееееееееее!
И ее крик был услышан.
Найквист круто развернулся. На краю театра возникали все новые и новые фигуры, становились рядом и смотрели вниз, на сцену. Некоторые из них были охранниками, носящими маски из дыма, другие были черноглазыми рабочими, заторможенными, зачарованными собственными видениями. А также постояльцы из отеля «Серебряная звезда».
Странная публика окружала яму, внимательно наблюдая за людьми внизу.
Аиша с ножом в руке медленно приблизилась к Элеанор и Элизе…
– Начнем.
Найквист быстро, насколько мог, ринулся вперед, пытаясь преодолеть замкнутый круг времени. Он схватил Элеанор за руки и попытался вытащить ее. Элеанор не шелохнулась, ее взгляд все так же приковывала к себе сцена убийства. Он помахал рукой перед ее лицом, зовя по имени:
– Элеанор!
Она вздрогнула и повернулась, чтобы встретиться с ним глазами, а Найквист торопливо заговорил:
– Твоего отца убила Аиша. Не я, не ты и не он сам. Это сделала твоя бабушка!
Она устало кивнула.
– Да… я вижу это… Я понимаю…
Он потащил ее в сторону сидений. Они поднялись вместе к краю ямы, но там их ждали охранники с дубинками, рабочие с пустыми лицами и гости отеля с часами и стручками.
Найквиста и Элеанор не пропускали.
Он двинулся вдоль среднего ряда мест в поисках хотя бы малейшей лазейки.
Ее не было.
Круг смыкался теснее, появлялось все больше рабочих и охранников.
Выхода не было.
Аиша издала очередной нечеловеческий вопль.
Охранники ринулись вперед, спускаясь на самый высокий уровень мест.
Элеанор прильнула к Найквисту. Они отступили на сцену, где с вытянутым ножом ждала Аиша.
И вдруг он увидел небольшой лоскут ткани, зажатый в руке рабочего. Это было то, что нужно, маленький платочек из сине-белого льна, едва заметный в сжатом кулаке. Найквист почти мог вообразить, что видит человеческий глаз, вышитый на ткани.
– Сюда! За мной.
Он потащил Элеанор вверх по ступеням и увидел, что в том месте, где стоял рабочий
