Я чувствовала, как начала нервничать Элла, как трещал по швам самоконтроль Константина Федоровича, но Максим ничего не предпринимал, он словно чего-то ждал, но все это стало неважно, когда уже в следующее мгновенье раздался треск.
Моментально обернувшись на источник шума, я увидела, что Наташа пришла в себя и накинулась на Диму. Он не ожидал такого поворота, как не ожидали этого и остальные, однако никто так и не сдвинулся с места, чтобы помочь парню.
Он не был для них в приоритете, ведь в этот момент могла дернуться я.
— Начинай! — рявкнул Шрементьев-старший на Макса, тот лишь заторможено кивнул, но все равно окончательно не вернул внимание ко мне.
И тогда Константин Федорович, прошипев что-то злое, но неразборчивое, посмотрел в сторону сцепившихся парня и девушки и прочертил невидимую линию.
Ее невозможно было разглядеть в обычном человеческом мире, да и в нашем она практически не имела никакого значения. Ни для кого, кроме Наташи и Димы. Они попросту не могли ее переступить, получив в распоряжение скудный клочок на самом краю крыши.
"Посмотри на меня!" — раздался в голове голос, от которого захотелось закричать.
Я зажала уши и отчаянно затрясла головой, как будто так возможно было от него избавиться.
А в следующее мгновение произошло сразу же несколько событий. "Соня!" — голос повторился, разрывая меня изнутри.
Но это меркло на фоне того, что происходило между Димой и Наташей.
В какое-то мгновение они оказались на самом краю крыши. Парень прижал девушку к ограждению, но она по-прежнему сопротивлялась.
Да, он превосходил ее по силам, но брюнетка была значительно опытней, словно училась обращаться со способностями практически с рождения.
Это борьба могла продолжаться мучительно долго, пока кто-нибудь окончательно не выдохся и не столкнул другого, однако Наташа решила сделать иначе.
На какую-то секунду она перевела взгляд на меня, улыбнулась и подмигнула. А потом обвила руками Диму, словно хотела максимально крепко сплестись с ним и, оттолкнувшись от крыши сделала шаг назад в пустоту, утянув за собой не ожидавшего такого действия парня.
Я не слышала звука, с которым они упали на асфальт. Я слышала, как что-то разбилось внутри.
Теперь все точно было кончено.
Из последних сил стараясь не плакать, перевела взгляд на Шерементьева и заглянула ему в глаза.
"Ну, давай!" — я хотела, чтобы это прозвучало с усмешкой, но вышло слишком горько.
Макс не улыбался, он выглядел серьезным и абсолютно невозмутимым, словно только что
с крыши не улетела его сестра и друг, с которым, как оказалось, у них было гораздо больше общего, чем я думала раньше, словно сейчас он не собирался убить человека.
Он легко кивнул, а потом я почувствовала это…
Наверное, никто не сможет ответить на вопрос "Каково это умирать?", да и единого ответа здесь не будет. Для кого-то жизнь закончится мгновенно, у кого-то процесс расставания с ней растянется на годы.
Кто-то успеет заметить лишь яркую вспышку, другой же ощутит весь спектр эмоций, почувствовав всю многогранность боли.
Я не знала, как это происходит у других.
Я могла говорить лишь за себя.
Умирать грустно. Мучительно грустно. Наверное, это самое подходящее слово, которое только могла подобрать.
Умирать, будучи прикованной к глазам человека, которого вопреки здравому смыслу, всем выдуманным и реальным законам не можешь выбросить из головы, грустно вдвойне.
Я не чувствовала боли, скорей невыносимая тоска, которая заполняла все то место, где еще недавно была сила и жизнь. В какой-то момент ощутила, что уже не могу стоять на ногах, но, вопреки ожиданиям, не рухнула на пол, а плавно села, так и не отведя взгляд от зеленых глаз, в которых тонула.
Максим опустился на крышу вслед за мной. Наверное, со стороны мы смотрелись мило, как пара, которая решила насладиться панорамой вечернего города и друг другом, только на самом деле все было совсем не так, и двое ненужных зрителей, которых я не видела, но это не мешало ощущать их присутствие, были тому доказательством.
И от этого становилось лишь грустней.
А потом почувствовала, как потеплел кулон. Хотела потянуться к нему руками, но они не слушались, беспомощно лежа на коленях. Сперва металл стал невыносимо горячим, и я бы обязательно дернулась, если смогла, но практически в то же мгновение он стремительно начал остывать.
Кота на моей шее словно лихорадило, а потом он просто не выдержал. Цепочка порвалась
и кулон упал сперва мне на колени, а потом на крышу, с глухим стуком приземлившись на рубероид.
Я вспомнила об Андрее, и уже не смогла сдерживать слезы. Это не было истерикой, просто теплые соленые капли, сбегавшие по щекам. Очередное проявление грусти.
Я не знала, кто из нас умрет первым, никогда не задавала этот вопрос, ограничиваясь лишь знанием того, что без меня его не могло существовать. Хотелось докричаться до него, повиснуть на шее, обнимать и плакать, споря над тем, кто из нас был глупее, но вместо этого удалось лишь очень тихо проговорить про себя.
Прости меня, если сможешь.
Мир вокруг все сильней расплывался и в нем не осталось уже практически ничего, кроме зеленых глаз Максима, которые сейчас стали центром моей вселенной, потому что, когда исчезнут они, исчезну и я.
"Соня…" — почему-то услышала голос, который могла различить лишь я.
Он был слишком нежным, чтобы принадлежать тому, кто в данный момент меня убивал, но разве это имело значение, когда появилась возможность еще хотя бы раз его услышать.
"Соня, послушай меня…" — плевать, что он скажет, плевать, что это всего лишь галлюцинация, проделка умирающего мозга.
Я не отвечала. То ли уже не могла, то ли просто не желала рушить ту хрупкую связь между нами.
"Ничего не бойся…" — практически шепнул он, а потом все исчезло.
Исчезло, чтобы уже через мгновение я оказалась в собственном дворе.
Я узнала, что это был за день, тот самый понедельник перед похоронами Игоря.
На улице уже стемнело, однако до сих пор было тепло и безветренно, я даже успела немного согреться, когда увидела Макса и Андрея, которые вышли из моего подъезда и не спеша зашагали по тротуару вдоль дома.
— Ты же понимаешь, что я рассказал не обо всем? — спросил Шерементьев, смотря
