Когда появился экипаж, доставивший на полигон инженера, прапорщик облегчённо вздохнул и, приказав артиллеристам готовиться к испытаниям, направился навстречу новоприбывшим. Молодой человек был не чужд прогрессу и либерализму, а потому считал неприличным подчеркивать своё превосходство перед статскими.
— Добрый день, — поприветствовал его вылезший из коляски Барановский.
— Здравия желаю! — звонко отозвался молодой человек. — А мы вас заждались…
Но тут случилось нечто такое, отчего офицер едва не лишился дара речи. Вслед за изобретателем из экипажа появился нижний чин, очевидно, прибывший вместе с ним. Прапорщик сначала подумал, что это юнкер или вольноопределяющийся, однако погоны неопровержимо свидетельствовали, что перед ним пехотный унтер-офицер. Причем, настолько наглый, что даже не подумал выйти первым и помочь инженеру выбраться.
— Здравия желаю, Вашему Благородию, — поприветствовал он прапорщика, но именно, что поприветствовал.
Не гаркнул, вытянувшись во фрунт, подобострастно взирая на начальство, а просто сказал, не забыв, правда, отдать честь. На глазах молодого человека рушились основы мироздания, и спустить этого было никак нельзя. Однако, прежде чем успел он обрушить на нечестивца свой гнев, глаза его остановились на увешанной крестами груди. Знак отличия Военного ордена у нижнего чина, после прошедшей войны, был не такой уж редкостью, но вот полный бант — был событием явно неординарным. Унтер-офицерские басоны и светло-бронзовая медаль за участие в боевых действиях дополняли картину. Но самое главное, сам Барановский воспринимал соседство с унтером, как нечто само собой разумеющееся, поэтому офицер решил повременить с возмездием.
— Прапорщик Штиглиц, — сухо представился он.
— Барановский Владимир Степанович, — улыбнулся инженер и протянул руку.
— Людвиг Александрович, — закончил церемонию знакомства молодой человек и обменялся с изобретателем рукопожатием.
— Весьма рад, а где поручик Петропавловский?
— К сожалению, он захворал и не может командовать испытаниями.
— Печально. Надеюсь, ничего серьезного?
— Прошу прощения, но не осведомлён, — пожал плечами прапорщик, а затем, не выдержав, спросил вполголоса: — А кто это с вами?
— Унтер-офицер Будищев, — ещё раз козырнул наглый унтер, с интересом разглядывавший окружающих.
— Это мой сопровождающий, — поспешил успокоить молодого человека Барановский и тут же поспешил перейти к делу. — Показывайте, что тут у вас?
Повинуясь приказу прапорщика, солдаты открыли стоящий неподалеку от орудия передок и начали вынимать из него снаряды и раскладывать их на длинном и узком, грубо сколоченном, столе. Одни из них выглядели относительно пристойно, на жестяных гильзах других имелись вмятины, третьи и вовсе были помяты до неприличия. Инженер принялся внимательно осматривать снаряды, делая при этом пометки карандашом в записной книжке.
— Вы что их — насыпом хранили? — удивлённо спросил суетящихся артиллеристов Будищев.
— Тебе какое дело, пехоцкий? — буркнул в ответ рослый фейерверкер.
— Никакого, — пожал плечами Дмитрий и, сплюнув от досады на землю, отошел прочь.
— Вот и не лез бы, куда тебя не просят!
Между тем на полигоне появились новые действующие лица. Впереди размашисто шагал руководитель испытаний — генерал от артиллерии Фадеев. За ним мелко семенил исправляющий должность начальника полигона — полковник Эрн. Следом, чуть отстав, шли остальные офицеры. Среди последних выделялся своим независимым видом представитель Главного штаба — подполковник Мешетич.
— Здравствуйте, господин инженер, — поприветствовал Барановского генерал и покровительственно протянул руку, которую тот с почтением пожал. — Ну что, Владимир Степанович, сами видите, в каком состоянии ваши хваленые снаряды?
— Именно так-с, — поспешил поддакнуть Эрн.
Со стороны эта пара — высокий сухопарый генерал и низенький полный полковник выглядела довольно комично; но смеяться, глядя на них, совершенно не хотелось.
— Я уже высказывал своё мнение, Ваше высокопревосходительство, — обреченно махнул головой изобретатель.
— Тогда приступим?
— Как вам будет угодно.
— Значит, так! — в голосе Фадеева прорезалась сталь. — Целые снаряды убрать!
— Сию же секунду! — преданно подхватил начальник полигона.
Пока артиллеристы выполняли приказ, подполковник[13] Мешетич, сделав, как бы случайно, несколько шагов в сторону, оказался рядом с Будищевым.
— Ты что здесь делаешь? — вполголоса спросил он унтера, не поворачивая к нему головы.
— Мимо проходил, Ваше Высокоблагородие!
— Ну-ну, — отозвался Мешетич и, казалось, совершенно потерял интерес к странному нижнему чину.
— Надеюсь, господин Барановский, — продолжил генерал, как только на столе остались только поврежденные снаряды, — вы помните условия испытаний?
— Разумеется! — кивнул тот. — Нужно сделать не менее тридцати выстрелов, тогда испытания будут сочтены успешными.
— Замечательно! С какого вам будет угодно начать?
— Мне это безразлично, Ваше Высокопревосходительство! Тем паче, что их осталось всего тридцать!
— Разве? — картинно удивился генерал. — А ведь и верно. Ну, что же, тем меньше расходов для казны. Вы что-то хотели сказать, Владимир Степанович?
По лицу Барановского было видно, что ему много что хотелось сказать генералу, но он сдержался. Вместо этого, инженер осмотрел лежащий с краю стола снаряд и, после обмера и описания повреждений, велел подать его к орудию.
— Заряжай! — скомандовал Штиглиц.
— Ваше выскопревосходительство, — подобострастно обратился к генералу Эрн, — по инструкции полагается отойти от орудия на двадцать пять шагов.
— Да-да, — покивал головой тот, и уже сделав первый шаг, спохватился и, обернувшись к инженеру, позвал его с собой. — Владимир Степанович, а вы что встали? Извольте отойти.
— Позвольте мне остаться на месте, — мотнул головой тот. — Лучше прикажите отойти канонирам, а я тут — главный ответчик.
— Канонир — суть солдат, господин изобретатель. Ему не должно живота своего жалеть на службе государю и отечеству. Впрочем, как угодно!
Барановский, не дожидаясь ответа, уже скинул щегольское пальто и, отодвинув заряжающего, сам стал к замку. Патрон с глухим лязгом вошел в ствол, затем инженер щелкнул затвором и длинный ребристый поршень вошел в камору. Затем замковой повернул рукоять с шаром-противовесом и затвор сцепился с нарезами гнезда казенника, щелкнув при этом, как замок на воротах в преисподнюю.
— Готово!
— Огонь!
Раздался выстрел и подпрыгнувшая на месте пушка окуталась сизым облаком порохового дыма. Артиллеристы с облегчением вздохнули и только что не перекрестились, а не вовремя спохватившийся Будищев, как только к нему вернулся слух, озабочено спросил у фейерверкера:
— Слышь, служивый, а где окоп?
— Какой ещё окоп?
— Для расчета!
Тот в ответ лишь удивленно посмотрел на странного пехотинца, но ничего не ответив, продолжил командовать подчиненными.
— Что такое? — строго спросил прапорщик, заметивший краем глаза разговор двух унтеров.
— Ваше Благородие, — вытянулся Дмитрий. — А где расчету укрываться? Мало ли…
— Что?! — процедил сквозь зубы Штиглиц. — Испугался?
— Очень, господин прапорщик!
В голосе георгиевского кавалера было столько презрения и неприкрытой насмешки, что молодой офицер вспыхнул как мак.
— В самом деле, Людвиг Александрович, — вмешался инженер. — По инструкции должно быть укрытие!
— Должно, — скрипнул тот зубами. — И приготовлено. Только в последний момент приказано перенести испытания сюда. А вот шанцевого инструмента взять не разрешили!
— Как это прикажете понимать?
— В любом случае, этот вопрос не ко мне, господин изобретатель! И вообще, вас приглашали отойти в безопасное место. А у меня — приказ!
— Чёрт знает что такое!
Делать было нечего, и проверка продолжилась. Каждый новый снаряд осматривали, записывали повреждения, заряжали, а затем следовала команда:
— Огонь!
— Угробить хотят вас, Владимир Степанович, — мрачно заметил Будищев, наблюдая за происходящим. Однако его слова заглушил выстрел.
Всё
