Ответом ему была тишина.
– Кто-нибудь видел, как он погиб?
Переулок опустел. Была толпа, и нет. Кому охота связываться с полицией? Свалят вину на тебя, отдувайся потом! Ну, положим, вину за убийство свалить не получится, да только был бы человек, а провинность отыщется! Прочь, прочь отсюда! Лишь Ацуши остался стоять, где стоял. Помощники, громыхая тележками, сбежали, а зеленщик опоздал.
– Я его нашёл, – грустно сказал Ацуши.
Каким бы скудным ни было его воображение, картину оно рисовало безрадостную. Ацуши прямо-таки видел, как три десятка тигров, чьё имя носил переулок, присели в отдалении, стуча хвостами по земле, и плотоядно облизнулись.
2
Двое мучителей
– Гром и молния! А мы уже думали, прошло стороной…
Смеясь, стражники отвесили мне по поклону:
– Доброе утро, Рэйден-сан.
Утро и впрямь удалось на славу. Гроза, что ворчала и грохотала с полу̀ночи, перед рассветом уползла к морю, утащив за собой все тучи до последнего облачка. Лучи солнца, отмытого до блеска, приятно щекотали кожу. Над городом плыли запахи ранней осени: земли, влажной после дождя, грибной прели, первых опавших листьев.
– Горо-сан, Киёши-сан, – я поклонился в ответ. – Удачного вам дежурства!
За полтора месяца ежедневных визитов в правительственный квартал я успел запомнить всю стражу на воротах сначала в лицо, а позже и по именам. Клянусь, это было нелегко! Думаю, им было куда проще запомнить одного-единственного Рэйдена. С тех пор, как мою одежду украсил герб Карпа-и-Дракона, стражники перестали всякий раз интересоваться, кто я и зачем пришёл, приветствуя меня добродушным подтруниванием.
Улица Ироторидори[33], ведущая вглубь квартала, сегодня превзошла саму себя. С яркостью черепичных крыш и воротных столбов соперничали золото и багрянец клёнов, темная зелень сосен, светлая – лиственниц. Со старой меди дубов начала понемногу сходить сизо-зелёная патина. Не знал бы – решил, что иду в театральном квартале, выбирая, на какое представление зайти.
Хотя нет, вряд ли. Как тут спутаешь? Актёры – беднота, не чета здешним богатеям. Столичных любимцев публики в расчёт не берём – те и по тысяче золотых кобанов[34] в год, случается, зарабатывают.
Ворота с нашим – да, теперь уже нашим! – гербом, карп машет хвостом, дракон подмигивает, и вот я вхожу в высокие двери. Двери? Родные братья ворот! Тяжёлые створки, тёмные от времени, медные кольца надраены ладонями чиновников и посетителей…
Встретил меня секретарь Окада.
– Сэки-сан велел вам ждать его в приёмной, – уведомил он.
Кабинет секретаря – сразу за входом. Двери в кабинет всегда раздвинуты, никто из посетителей или служащих не прошмыгнёт мимо Окады незамеченным. При этом секретарь постоянно что-то пишет, читает отчёты и сводки, сортирует документы. Как у него получается всех замечать, ума не приложу.
– Да, Окада-сан.
Экзамен страшнее казни, подумал я. Младший дознаватель Торюмон Рэйден, будьте начеку!
Приёмная пустовала. Лакированные доски пола, циновки для посетителей. Потолок разделён балками, выкрашенными в чёрный цвет, на белые прямоугольники. Две стены украшены росписью – бамбук весной и листва осенью, друг напротив друга. Две другие – чистая штукатурка, ожидающая прихода своих времён года: птиц над летней рекой и снежных шапок на зимних утёсах. Четыре двери: направо – в крыло дознаний, налево – в архив. Через третью дверь я вошёл. Четвёртая, в дальнем конце приёмной, ведёт в личные апартаменты старшего дознавателя Сэки. Там и кабинет, и вторая приёмная, куда меня направили, когда я впервые явился сюда.
Тишина такая, что кажется, будто я оглох. Ну да, явился раньше всех. Кроме, разумеется, секретаря Окады. И Сэки-сан тоже здесь, раз успел распорядиться насчёт меня.
Сажусь на циновку, устраиваюсь поудобней.
Жду.
Боюсь.
За время ожидания я успел изучить каждый лист на одной стене и каждую бамбучину на другой. Глазеть на роспись вскоре надоело, и я принялся вспоминать дни, проведенные в подвале, где Кента набивал на мою спину должностную татуировку, а архивариус Фудо набивал мою голову должностными инструкциями.
Архивариус долгое время оставался для меня загадкой. День за днём в час Зайца я спускался в подвал, раздевался, ложился на стол лицом вниз – и Кента привязывал меня ремнями. Мог бы и не привязывать: я и так терпел. Не дёргался, не кричал и даже не ругался, чем весьма гордился. Но у Кенты, видимо, имелись на сей счёт строгие указания. Едва мой мучитель приступал к художественным издевательствам над несчастным младшим дознавателем – счастливым младшим дознавателем! – как рядом объявлялся архивариус Фудо.
Объявлялся?
За всё это время хитрый старикан – кем ещё мог быть архивариус, если не стариком?! – ни разу не показался мне. Становился так, что я не мог его увидеть, как ни выворачивай шею. Зато я прекрасно слышал, как Фудо шелестит бумагами. Чаще, судя по звуку, это была кипа потрёпанных листков; реже – свиток. Хрупкий и древний, он еле слышно потрескивал, словно головешка в костре, когда архивариус его разворачивал.
Бумаги замолкали, говорить начинал Фудо.
3
«История о слепом провидце и фальшивом фуккацу»
– Допрос подозреваемого может проводиться как в кабинете дознавателя, так и в доме подозреваемого. Сам допрос надлежит проводить следующим образом…
– …не менее трёх свидетелей из числа родственников, близких друзей или сослуживцев подозреваемого. Необходимо объявить о начале официального дознания, после чего…
– …обязательные вопросы таковы: имя, возраст, сословие, работа либо место службы, должность. Согласен ли он (она) с обвинением или отрицает его. Состав семьи. Слуги. Взаимоотношения с умерщвлённым (он же пострадавший), если таковой обнаружен. Местонахождение и действия подозреваемого на момент смерти пострадавшего. Имеются ли свидетели, способные это подтвердить…
– …перейти к произвольным вопросам, целью которых является…
– …перейти к опросу свидетелей…
– …все вопросы и ответы в обязательном порядке заносятся в протокол дознания…
– …протокол имеет право вести личный слуга дознавателя, либо специально назначенный помощник, который обязан обладать следующими умениями…
Временами я забывал об иглах, вонзающихся в мою горемычную спину. Память впитывала слова архивариуса, как губка воду. Голос у Фудо был высокий, писклявый, с одышливой хрипотцой. Я живо представлял себе высохшего старика, похожего на седого палочника. Наверняка он подслеповато щурится, разбирая иероглифы на ветхом листе бумаги, мало отличимой от его собственной кожи, бледной и истончившейся. Изредка голос Фудо густел, уходил вниз, наполнялся силой и уверенностью. Но тут на старика нападал кашель. Отдышавшись, он вновь начинал пищать, как раньше.
– …Большинство преступлений, связанных с фуккацу, укладываются в четыре основные категории…
– …сокрытие фуккацу преступником лично; сокрытие фуккацу при содействии родственников, друзей или иных сообщников; фальшивое фуккацу, которого в действительности не было…
– …фуккацу, при котором один перерожденец выдаёт себя за другого. Однако бывают и особые случаи, которые плохо вписываются в ту или иную категорию. Например…
Эти примеры и были самым интересным. Голос Фудо терял сухость, оживал, а слог делался едва ли не актёрским. Чувствовалось, что старик рассказывает в своё
