Актёр в гриме собаки:
Гав! Гав-гав! Лекарство старое, сказал монах, выпал осадок, сказал он. Как бы нам заполучить новое, свежее? Мы бы сравнили их, мы бы сразу все поняли! Добуду, ответил ему самурай, умру, а добуду свежее!Хор:
Умру, а добуду, сказал он. Мы помним, о да, мы помним!Иссэн:
Одно снадобье возбуждает, другое успокаивает. Я пробовал их, убедившись, что это не яд. Вытяжка марумеро – вот в чём беда, вот что убило Мизуки-сан, привело её к гибели.Сэки Осаму:
Вы монах, бритая башка, чтец сутр, молитвенная глотка. Вам ли спорить о ядах? Разбираться в снадобьях? Кого вы хотите обмануть?!Иссэн:
Я не родился монахом, я родился сыном аптекаря в Нагасаки. Я обрил голову в двадцать три года, когда мой отец разорился, мой несчастный отец.Сэки Осаму (с насмешкой):
Он был скверным аптекарем? Люди избегали его лавки? Он лечил от поноса корой крушѝны[27]?Иссэн:
Он не платил бандитам, требовавшим часть выручки. Да, люди избегали его лавки! Возле отцовской лавки людям ломали ноги, не ходи сюда, говорили им, здесь тебя не излечат.Сэки Осаму (обходит вокруг монаха):
Тысячу раз молю о прощении, тысячу раз склоняю голову. Я усомнился в вас, я отнесся с презрением к мудрецу, теперь меня гложет раскаяние. Как глупо распускать язык! Как это низко!Иссэн:
Шумит ветер в соснах. Нам кажется, что сосны говорят, но это всего лишь ветер. Не браните себя, господин, вы ни в чём не виноваты! Каков же будет ваш приговор?4
«Позор! Преступление!»
Пьеса закончилась.
Не то чтобы я ждал аплодисментов, но поведение Сэки Осаму ввергло меня в пучину отчаяния. Дознаватель вернулся на помост, сунул веер за пояс и расхохотался. Я смотрел, как он смеётся, широко разевая рот, и на сердце у меня лежал груз в сотню канов[28]. Над кем ещё мог хохотать этот дракон, если не над дурачиной Рэйденом? А я-то надеялся, что мой рассказ смягчит сердце господина Сэки!
– Вы были правы, почтенный Иссэн, – отсмеявшись, бросил он настоятелю. – У этого парня в каждом рукаве по истории! Не спорю, тут я вам проиграл. Я ждал вороха глупостей и ошибся. Тысячу раз молю о прощении!
Старик кивнул, пряча улыбку.
– Но всё-таки надо признать, что вы тоже уступили мне одну схватку. Не правда ли? Я говорил вам, что мальчик явится с докладом? Вы же утверждали, что преданность семье победит. Я ставил на долг самурая, вы ставили на долг перед семьёй. И что? Кто из нас оказался прав?!
– Вы, Сэки-сан, – монах поклонился. – Каюсь, я заблуждался насчёт юноши.
– Вот! Вот!!! Не зря я оставил стражникам указание пропустить его без проволо̀чек. Не зря велел отправить мальчика ко мне, едва он явится. И наконец, я сегодня вызвал вас, потому что чуял: горячая натура не выдержит долгого ожидания! Тонкий расчёт, вы согласны?
Иссэн развёл руками. На меня он старался не смотреть.
«Оставил стражникам указание, – мысленно повторил я. – Вызвал вас…» Дознаватель ждал меня! Заранее озаботился, чтобы меня не задержали в воротах! А ждал он потому, что настоятель Иссэн вчера донёс ему обо всём. Сказал, что Торюмон Рэйден не верит казённому вердикту. Ищет, разнюхивает, копается в грязном белье. Вот-вот ввяжется в скверную историю…
Могу ли я, доносчик, осудить другого доносчика?!
«Я ставил на долг самурая, – сказал Сэки Осаму. – Вы ставили на долг перед семьёй.» Я низко склонил голову, чтобы никто не видел, как краска заливает мои щёки.
Лучше бы я вспорол себе живот до того, как явился сюда!
– Я боялся, что ты натворишь глупостей, – произнёс настоятель Иссэн, обращаясь ко мне. – Судя по твоему внешнему виду, ты в этом преуспел. Если тебя это утешит, я долго колебался. Твоя судьба мне не безразлична.
– Очень вам признателен, – пробормотал я.
Сэки Осаму захлопал в ладоши:
– Прекрасно! Восхитительно! Вот они, истинные отношения учителя и ученика! Торюмон Рэйден, ваше самостоятельное расследование случая фуккацу выше всяческих похвал. Теперь самое время подумать о наказании, соответствующем проступку.
Отец, воззвал я. Бабушка. Мама.
Простите!
– Как чиновник службы Карпа-и-Дракона, я не могу оставить без внимания столь вопиющий случай беззакония. Дерзкий юнец, вы пренебрегли вердиктом нашей службы! Учинили следствие, не имея на это никакого права! Позор! Преступление! Вы хотите что-то сказать в своё оправдание?
Я пал ниц.
Вот уж воистину, кому не суждено – того не спасёшь.
– Следуйте за мной!
* * *Окон здесь не было.
Ну да, какие окна, если мы спустились под землю?
Я никогда ещё не бывал в подземных помещениях. Дома у нас, разумеется, был погреб, но он по большей части стоял пустым. Такие погреба роют на случай пожара. В них хранятся ценности и дорогое имущество, а откуда у нас ценности? У богатых людей всё это добро спасалось от огня под «доспехом» – крышка, три слоя бумаги, пропитанной соком хурмы, слой песка, циновка из соломы, а сверху водружена кадка с водой. Если при пожаре дом рушился, кадка разбивалась – и вода заливала весь защитный «доспех», препятствуя пламени.
Но погреб, в котором с легкостью разместился бы десяток взрослых мужчин? Погреб с мебелью? Не погреб, а подвал?! От волнения я забывал дышать, а когда вспоминал, то первый вздох более походил на всхлип.
Масляные лампы горели в четырёх углах. Ещё две стояли в центре, на низком и широком столе. Света всё равно не хватало: многое терялось в сумраке. Может, и хорошо, что терялось? Сказать по правде, мне вполне хватало того, что оставалось открытым взгляду. Две раздвижные
