И потеряет принца, клятву, все, что доверил ей Па, потому что не получится одновременно расправиться с остальными кожемагами, восседавшими в седлах рядом с ним. Тошнотворная ярость забилась в ее сердце, сотрясая решетку, – пока Фу держала ее в клетке.
– По велению королевы, – прогрохотал Клокшелом. – Видели на дороге каких-нибудь костокрадов?
– Ворон милосердных? – вскинула голову другая Сова. – С какой такой радости?
Клокшелом потеснил их своей лошадью.
– По велению королевы, – повторил он. – Ищем троих. Последний раз спрашиваю.
Грамотеи обменялись взглядами.
– Троих мы не видели, – медленно ответил первый. – Мы видели стаю вчера, возможно, десятка два. Они направлялись на северо-запад, полагаю, в Ливабай.
– Они могли смешаться с другой стаей. – Этот голос проскрипел слишком знакомо. Когда Фу слышала его в последний раз, кожемага валялась на окровавленном песке. Присмотревшись, Фу различила повязки на руках Виимо. Значит, она выжила там, в Чепароке. – Чтобы сбить нас со следа, поскольку мы догадались, куда они бегут.
Из-под шлема с зазубринами долетело гулкое хрюканье, шлем повернулся и замешкался, когда прорези для глаз оказались напротив Фу.
Она торопливо, как только могла, запалила новый зуб Воробья, подстегивая его к гармонии. Зубы-близняшки, как и прежде, показали ей исходившие из глаз лучи. На сей раз некоторые взгляды ломались, походя на паукообразные ветки, ищущие следы на дороге, – кожемаги принюхивались к их следам. Ни один луч не замер.
Фу возликовала. Кожемаги напоминали собак: им нужен был запах, чтобы идти по нему. Не имея ничего, что принадлежало бы ей или лордикам, они не могли унюхать их передвижение по равнине. Пока Стервятников вела исключительно их догадливость, которая вот-вот собьет их с пути.
Клокшелом издал хриплый крик и пустил свою лошадь в галоп. Остальные Стервятники последовали за ним, оставив трех Сов в пыли и трех беглецов в кустах.
Пока они удалялись, Фу их пересчитала: меньше двух десятков всадников, меньше, чем говорила Виимо, а при них – ничего, кроме нескольких тюков и шкур. Она прижала зуб Па большим пальцем: искорка все еще мерцала.
Как только Совы стряхнули с себя пыль и отправились дальше по дороге, недовольные унизительностью произошедшего, Фу расслабилась.
– У них караван.
Тавин покачался на пятках.
– Откуда ты знаешь?
– Лошади, – ответил за нее Жасимир. – При них провианта всего на день-другой. Вероятно, за ними идет караван со снабжением. Подозреваю, что там же они держат… – он замялся, – заложников.
Тошнотворная ярость снова сотрясла клетку. Фу одернула ее.
Осталось почти три недели Павлиньей Луны. Для других каст это было бы избыточным сроком, чтобы доскакать до Триковоя, однако для Ворон, которым еще приходилось реагировать на маяки, его было впритык. Слишком мало, чтобы терять ту фору, которую они наскребли по сусекам.
Фу поковыряла зуб Па так же, как Стервятники ковыряли дорогу: сердясь на то, что он не отвечает. Затем встала на ноги.
– Будем двигаться дальше.
Выходя обратно на дорогу, она чувствовала на себе взгляд Тавина, однако он не сказал ничего, кроме:
– Есть, вождь.
* * *– Теперь ты это напиши.
Фу взяла у Жасимира сучок и попыталась подобрать правильный хват. Не получилось. Пальцы дрожали, когда она прочертила на земле одну линию, потом другую, третью.
Результат разительно отличался от аккуратных буковок Жасимира. У нее они вышли громадными и скошенными, будто перепили. Уши Фу пылали.
– Чушь какая-то, – проворчала она и выронила палочку.
Жасимир стер ее первую попытку и вернул сучок.
– Мать, когда только начинала меня учить писать, говорила, что мои буквы гуляют, как новорожденные жеребята, – сказал он. – Так во всем. Нужна практика. Попробуй еще.
– Ты по ней скучаешь? – Фу стала выводить новую линию.
– Каждый день, – вздохнул он. – Она заботилась о том, чтобы у меня никогда не кончались свитки для чтения, и я постоянно проходил стратегические игры. Она говорила, что острый ум полезней для трона, чем острый меч. Однако отец предпочитал, чтобы я был… – Он прищурился через костер в том направлении, где на спальнике вытянулся Тавин, – другим.
– Ты ведь понимаешь, что его задача – умереть за тебя. – Произнеся эти слова, Фу молча обругала себя. Едва ли Тавину нужно было, чтобы она участвовала в его ссорах.
– Его задача – беречь мою жизнь, – сухо поправил ее Жасимир. – Точно так же, как моя задача – сохранять жизнь страны. Мать воспитала нас обоих в понимании нашего долга.
– Понятно: он должен принять грудью стрелу, предназначенную тебе, а ты должен страдать за него в короне. И тогда вы будете квиты.
Принц пропустил насмешку мимо ушей.
– Именно. Кроме того, когда он не на службе, то может делать все, что ему вздумается. И в отличие от меня, когда мы вернемся в Думосу, он сможет сразу же этим заняться.
– А если он этого не хочет? – Палочка Фу остановилась, воткнутая в землю. – Ну, возвращаться.
Принц растерянно рассмеялся.
– Вместо того, чтобы что? Ползать по кустам, купаться в лужах и питаться объедками? Он Сокол. Он не достоин жить, как…
Он оборвал себя, но с опозданием.
Полено упало в костер, молча взметнув облачко искр.
– Как что? – спросила Фу только для того, чтобы он произнес это вслух. У нее дрожали руки.
– Я не имел в виду…
– Как Ворона? – Она бросила палочку поверх недописанной буквы. – Вы – мальчики из дворца, вы слишком хороши для такой жизни, да? Вы не заслуживаете, чтобы с вами обращались так же, как со мной.
Жасимир протестующе поднял руки, повысил голос.
– Я не знаю! Должна быть какая-то причина, почему Завет позволяет этому с вами происходить…
– Ты про своего папашу? – огрызнулась Фу. – Должна быть причина, почему он этому не мешает.
Тавин повернулся, зевнул, и Фу замутило. Как можно быстрее затоптала свои буквы.
– Что… – Тавин сел. – Почему вы оба не спите?
– Просто так, – ответила Фу, а принц Жасимир одновременно с ней заявил: – Я учил ее читать.
От злости и унижения Фу покрылась мурашками. Отпихнула от себя принца.
– Не учил.
Принц Жасимир широко открыл глаза.
– Да что с тобой? Мы уже пять дней этим занимаемся.
– Заткнись, – прошипела Фу в отчаянии. Все пошло наперекосяк. Возможно, если Тавин снова заснет, он забудет, что видел.
Ты воображаешь, что он тебя заберет и отполирует так, что дворянство позабудет, откуда ты взялась? Подлец насмехался давно исчезнувшей тенью на берегу ручья.
– Ты неблагодарная маленькая…
– Жас. – Тавин прервал принца. – Помолчи.
Жасимир выпрямился. Выглядел он так, будто все его предали.
– И ты…
Тавин поднял руку, нахмурился, вслушиваясь в темноту.
– Вы слышите?
Фу пробежалась по доносившимся шумам. Потрескивание тлеющих дров. Листва, шелестящая на слабом ветерке. Тихая трель далекой песни цикад.
И на фоне всего этого – тоненький, неровный свист.
Не такой, каким Фу давала сигнал к выступлению или направляла Танец денег. И Обожатель иначе насвистывал себе под нос, когда пересчитывал запасы. Ближе всего к нему на памяти Фу был сутулый любитель нюхать мак, мимо которого
