– Пришла толкать речи или поплакаться о своем мертвом дружке-изменнике?
– Твои застрелили Подлеца, – напомнила она Виимо, пытаясь говорить надменно. – Это два предательства в пользу Стервятников против одного со стороны Ворон, так что давай не забывать, кто тут изменник.
– Значит, все-таки речи толкать. – Виимо снова повалилась на подстилку и закрыла глаза. – Давай закругляйся поживее. Мне тут еще сон досматривать.
– Что тебе обещали?
Ответа не последовало.
Фу вцепилась в перекладины решетки с такой силой, что холод пробрал до костей.
– Почему ты предала Клокшелома?
Виимо открыла один глаз.
– А если я не скажу, то ты воспользуешься очередным журавлиным зубом?
– Возможно. А может быть, ты сама захочешь мне сказать.
Виимо открыла второй глаз.
– Застрявшая под горой, отрезанная от своих, а теперь еще и погубившая собственного вожака, – продолжала Фу, прислоняясь к решетке. – Бьюсь об заклад, ты хочешь поведать хоть кому-нибудь о том, почему, прежде чем тебя повесят за измену.
Виимо некоторое время молчала. Потом села и сложила руки, разглядывая следы доблести.
– Я находила малышей, – сказала она. Впервые в ее голосе прозвучала унылая нотка. – Я тогда была помоложе. Потерянных, украденных. Могла бы выследить их через пол-Сабора, если бы захотела. И возвращала их. Приноровилась, и королева услышала о том, что я умею делать, а дальше… Ну, королевам не принято отказывать. Но мне нравилось возвращать малышей. Нравилось, кем я была. Я не охотилась на детей и не мяла старушек.
Негодница. Фу вспомнила, как старая Ворона разговаривала с Виимо, даже с ножом у горла.
– Не нужно ходить в школу, чтобы читать следы от копыт Олеандров, – вздохнула Виимо. – Так что никто ничего мне не обещал, вожденыш. Я больше не хотела быть, кем была.
Фу не поняла, почему от этой мысли ее охватывает такая злость.
Нет, поняла.
Слова выскользнули раньше, чем она успела их остановить.
– То есть ты не сделала ничего, прежде чем решила, что перестала себе нравиться? Ты не провела черту, когда твоя шайка отрубала палец Па? Когда попыталась сжечь меня заживо? Когда обманом заставляла мальчишку предать собственный род, обещая, что с ним будут обращаться, как с человеком? Разве ничего этого не было достаточно, чтобы остановить Клокшелома?
– Было. Все это, – устало ответила Виимо. – Не остановила.
– Надеюсь, ты не ждешь от меня прощения, – прошептала Фу.
Виимо вздохнула и откинулась на подстилку.
– От тебя я не жду ничего. Ты спросила, как получаются изменники, вожденыш. Единственное, что роднит меня с твоим мертвым мальчишкой, так это наша обоюдная неприязнь к тому, кем мы были. И все.
Она закрыла глаза и больше не проронила ни слова.
Фу подумала, не кинуть ли в Виимо щебнем, чтобы та снова села, однако решила, что Стервятнице нечего больше сказать стоящего.
Она пришла успокоить сердце. Вместо этого призраки никуда не делись, а ей еще предстояло встретиться с Па.
«И с Тавином», – проворчал другой голос.
Мысль о том, чтобы сегодня вечером заглянуть Тавину в глаза, подожгла Фу, как грешницу. И зародила желание бежать из Триковоя, не останавливаясь до самого моря.
Она чуть не опрометью добежала до казарм.
Она обнаружила Ворон снующими по двору и разбирающими кипы вещей и провианта. Драга подарила Воронам все содержимое каравана Стервятников – щедрость, которая запросто поможет им протянуть до конца лета.
Если только им не повстречаются Олеандры.
Фу перевела дух. Она сомневалась в том, что привлечение генералмейстера к их спасению обманным путем заставит Драгу пересмотреть ее отношение к клятве.
– У меня тут шесть баулов с водой, ваша светлость, – крикнул Сумасброд.
Фу удивилась. Жасимир ходил вокруг телеги, делая пометки в пергаменте.
– Получается ровно дюжина. Добавь их, пожалуйста, к остальным.
Он указал внутрь казармы.
Сумасброд прошмыгнул мимо Фу.
– Чем это вы занимаетесь?
Жасимир помахал перед ней списком.
– Кому-то же надо все это переписать.
Описью их имущества всегда занимался Обожатель. Фу предполагала, что теперь это станет ее заботой.
– Могу подменить.
Жасимир покачал головой.
– Справимся. Ты знала, что Тавин отравил Стервятников?
– Сунул какие-то растения им в рагу возле Гербаньяра, – добавила Негодница, закидывая на плечо мешок с рисом. – Три дня по кустам бегали.
Похоже, он сумел найти подходящее применение мху. Фу не сдержала улыбки.
– А принц рассказал, как блевал на труп?
Хохот Ворон был остановлен окриком Вождя:
– Фу!
Жасимир ткнул угольком ей за плечо. Она развернулась. Па сидел у стола в казарме и указывал на место напротив.
По пути Фу отстегнула меч и, прежде чем сесть, положила его на лакированную красную крышку стола.
Па не взял его.
– Принц рассказал мне, что Соколы уклоняются от исполнения клятвы, – начал он. У Фу свело живот, отчасти на радостях, что ей не придется самой сообщать эту новость, отчасти от обиды за то, что так его подвела. – Не переживай, Фу. Все получится. Возможно, не так скоро, как нам хотелось бы, но получится.
– Во всяком случае, твоя часть исполнена, – устало прошептала она.
– Да. Помнишь, что я говорил тебе по поводу необходимости заслужить собственную связку? – Па взял котелок за рукоятку. Без мизинца держать было трудно, котелок дрожал. – Я больше не могу как следует раздавать милосердие. Мог бы попробовать левой рукой, но быстрота и точность будут уже не те.
– Это совсем не милосердие. – Фу сглотнула, глядя на сломанный меч. Наша общая неприязнь к тому, кем мы были. – Па, я еще слишком мала, чтобы быть вождем.
– Ты слишком мала для всего, что проделала за последние полторы луны.
Я не хочу быть вождем.
Она смотрела на толстый слой красного лака.
– Я тоже этого не хотел, – сказал Па тихо, чтобы больше никто его не слышал.
Она удивленно подняла глаза. Признание вырвалось само собой:
– Па, я… я несла сталь, я научилась читать, я бросила дороги. Мне это нравилось. Я не хочу быть вождем. Я даже не знаю, хочу ли я быть Вороной.
Он протянул к ней руку, взял ее пальцы.
– Я не встречал ни одного вождя, который бы смотрел на дорогу и хотел того, что видел впереди. Подлец никогда не видел выхода для Ворон. Он нас бросил. Но ты, Фу… ты изменила саму дорогу. Ты сделала ее такой, какой смогла бы захотеть. Учить буквы, носить сталь… Это не делает тебя меньше Вороной. Это открывает новые пути для всех нас. И когда мы смотрим на твою дорогу, мы видим, что ты обречена стать одним из величайших вождей, которых только удостоятся увидеть Вороны.
– Расскажи об этом Обожателю. – Голос Фу дрогнул.
– Он сам это сказал в ту ночь, когда мы резали клятву. – Па осторожно потрогал зарубцевавшийся не без помощи Соколов сустав. – Твоя мать говорила, что ты родилась раздосадованной на мир. А Обожатель сказал, что ты родилась раздосадованной настолько, чтобы перевернуть его с ног на голову.
У нее не нашлось ответа. Только глаза, горящие от слез. Рукопожатие Па стало крепче.
– Олеандры говорят, что мы сами создаем себе проблемы, не так ли? – Он наклонился поближе. – Трать
