Когда они приблизились на расстояние нескольких шагов, Клокшелом рявкнул:
– Стоять.
Остановились.
– Дальше принц пойдет сам.
Вот оно. Она облизнула губы и отпустила Жасимира. Он покачал головой и попытался возразить из-под кляпа. Донеслось нечто вроде «ты не можешь».
– Поверьте мне, – сказала Фу, – теперь слишком поздно для этого, ваше высочество.
Она подтолкнула его к Стервятникам.
– Нет! – крикнул Тавин с дикими глазами.
Жасимир поплелся по пыли… один шаг, другой… и Клокшелом ухватил его за загривок.
Сейчас. Фу облизнула губы, сделала вдох и свистнула… И пепел у нее под ногами взорвался.
Серые, плоские руки облепили ее щиколотки. Еще пара веревок обвила горло. Она закричала, отчасти от страха, отчасти от бешенства, и забилась, как зверь в капкане.
Она забыла о кожегастах, а теперь… все пропало.
Фу успела исторгнуть яростный крик, и липкие руки заткнули ей рот.
Зола посыпалась с двух кожегастов, когда они вынырнули из-под земли – скользкие серые шкуры, похожие на бурдюки для воды. Тот, что держал ее за щиколотки, потянул их вверх за собой, пока она не повисла, подвешенная за шею и ноги.
Потом заполнились лица кожегастов. Страшные. Знакомые.
Безглазое лицо Подлеца взирало на нее с разинутым ртом, пока он сжимал ее горло все туже.
То, что когда-то было Обожателем, стало тянуть за щиколотки.
Ее охватила паника. Она цеплялась за все – за пустоту, за камень, за кости, даже за кожу. Но кожегасты просто уходили в сторону складками и тянули так, словно собирались ее разорвать.
Боль расползлась от челюсти, вниз и вверх по позвоночнику, до щиколоток. Она услышала крики, которые были не ее криками. Некоторые были похожи на ее имя. Один прозвучал так, будто его издавал Тавин.
Кожегасты ничего не говорили, поскольку у них не было для этого ни языков, ни костей, ни зубов.
В конце концов королева умудрилась даже мертвых родичей Фу превратить в ее погибель.
«Скольких еще, – спросил когда-то Жасимир, – ты позволишь им забирать?»
Она никогда не ожидала, что умрет в покое. Молодой, возможно. Но не так.
Она пришла сюда не затем, чтобы умереть.
Она пришла, чтобы позаботиться о своих.
Фу облизнула губы и превратила свой последний выдох в оглушительный свист.
Если бы Тавин был Вороной, он бы понял сигнал. Он означал «ниц».
Если бы Тавин был принцем, он бы знал, что сейчас будет.
А если Тавин был бы всего лишь Соколом, он бы умер, когда Фу выпустила зуб Феникса, горевший все это время в укрытии связанных кулаков Жасимира.
Однако Тавин был не только Соколом.
Поэтому когда циклон огня Феникса поглотил Тавина, принца и его пленителя одним жадным укусом золотых зубов, загорелся только кожемаг.
Вороны распластались на земле под аккорд железных колокольчиков. Огонь Феникса прошелся над ними, смахнув кожемагов, как искры.
Греггур Клокшелом выкатился из пламени. Кожа пузырилась на его знаках доблести. Он прыгнул на нее. Жестокий клинок устремился вниз…
И отскочил, когда Жасимир набросился на Клокшелома. Они повалились на кожегаста у нее в ногах, заставив ослабить хватку.
Фу лягала землю. Пустые пальцы Подлеца вдавливались в ее горло. Сквозь слезы она видела, как новые кожегасты выползают из-под земли, цепляясь за Ворон… она должна высвободиться… должна позаботиться о своих…
Зуб Феникса по-прежнему горел в кулаке Жасимира. Она призвала его еще раз.
Золотое пламя взметнулось вокруг нее, с жутким треском пожирая пустую кожу. Обожатель сморщился, как бумажка, и в одно мгновение скукожился. Второй кожегаст выпустил ее.
Фу рухнула на пепел, хватая ртом воздух, воняющий старым жиром.
Кожегаст Подлеца качался, шелушился и обугливался, пока не рухнул. Темные дыры на его лице исказились, когда пламя поглотило его целиком.
– За что? – хотела она спросить. – Ты продал нас им, и вот что они с тобой сделали. За что?
Он крошился, превращаясь в прах.
– Фу!..
Она поднялась на колени. К ней полз Жасимир. Фу откинула плащ принца в сторону и высвободила сломанный меч Па, все это время болтавшийся у Жасимира за спиной. Его вес придал ей силы, когда она потянулась, чтобы разрезать путы на руках принца. Глаза Жасимира поймали что-то позади нее и расширились. Она не успела обернуться.
Ей в челюсть, как удар молота, прилетел кулак и отбросил обратно в пыль. Зубы обожгла боль. Она услышала рядом еще один хруст и крик.
– Вставай!
Она бы узнала голос Тавина где угодно, даже такой хриплый и грубый.
Сапог со стальным мыском врезался ей под ребра. Она опять покатилась по пеплу, скользя и задыхаясь от песка на зубах. Меч Па выпал из ее руки.
– Занятный приемчик, – прогремел Клокшелом. – Надо было убегать.
Покрытые пузырями пальцы сомкнулись на ее шее, и она повисла перед кожемагом. Мир кружился в глазах Фу, рисуя мелькающую картину: умирающий огонь, Стервятники и их кожегасты, окружающие Ворон, Жасимир, прижавшийся к стене в нескольких шагах от нее, – одна щиколотка неестественно вывернута. Стоящий рядом с ним на коленях Тавин.
Фу увидела пригоршню затухающего пламени на ладони Жасимира – остаток великого плана Фу. Губы Тавина шевелились. Он потянулся к руке принца.
Она извивалась, цепляясь за пальцы Клокшелома. Он сжимал все сильнее, даже хуже, чем кожегасты.
– Могла бы просто уйти, – тупо бубнил он. – Так нет, надо было кашу заваривать. Думала, умеешь драться? – Он потряс ее, как тряпичную куклу. Голос стал громче. – Думала, сможешь справиться со мной?
Он впечатал ее в стену. Камень зашатался, несколько черных кусков вывалилось.
– Забыла, кто ты такая, – рычал он.
Зрение помутнело, легкие, как кожегасты, выли, прося воздуха. Клокшелом взялся за нож.
Неожиданно руки Тавина перемахнули через голову Клокшелома, связанные запястья сжались на трахее Стервятника. Фу упала. Свободная.
Она поднырнула под взмах руки Клокшелома и подхватила меч вождя, перекатившись на колени как раз вовремя, чтобы успеть сблокировать нож Стервятника.
– Думаю, я знаю, кто я такая, – ответила Фу.
Клокшелом пошатнулся под весом Тавина. Она вскочила на ноги в пределах его досягаемости, но слишком проворная, чтобы ее можно было схватить.
Кожемаг не предполагал, что она пойдет этой дорогой.
Фу ударила, будто то был суд самого Завета, обрушив лезвие на предплечье Клокшелома. Его кисть, все еще сжимавшая кинжал, с мясным чавканьем отвалилась и упала в пепел. Потрясенный Клокшелом уставился на кровоточащий обрубок, который когда-то был его рукой. И закричал. Тавин спрыгнул с него и отскочил к Фу.
– Клокшелом пал! – крикнул другой Стервятник и наставил меч на Па. – В плен только принца!
Тавин сунул ей в руку зубы. Сначала горящий зуб Феникса, который забрал у Жасимира.
Потом – еще два, которые ей предстояло зажечь.
Фу закрыла глаза. Гармония. Один зуб вспыхнул. Гармония. Она зажгла второй, и золотой язычок загудел и завыл. Стервятники в страхе замешкались. Гармония.
Она зажгла третий.
Огонь Феникса пронесся по долине, жадный и беспощадный, вгрызаясь в пепел, в развалины, в давно остывшие кости и щадя только Ворон. Золотое зарево ширилось, как наводнение, мощнее, чем рассвет,
