Серый свет, как пиявка, забрезжил на восточной стене долины, предупреждая о рассвете, который принц не увидит сегодня. Комок подступил к горлу. Все это началось в Зале Зари и теперь закончится с восходом солнца.
– Быстрее, – шепнула она Жасимиру.
Клокшелом может не дождаться и забрать у Па еще один кусок. Принц глянул на нее с глубоким отвращением, но она толкала его дальше. Они замедлили шаг, когда проходили мимо первого сожженного дома, высматривая малейший признак присутствия кожемагов или их кожегастов.
«Это ловушка», – вспоминался ей глухой голос Драги. Гвозди сандалий раздавили что-то черное и хрупкое.
Шепот костяной искорки подсказал ей, на что она наступила. – Ближе не стоит.
Голос Клокшелома впереди прозвучал, как гром. Фу вздрогнула и толкнула Жасимира в плечо.
Из-за обгоревшего угла вышел Стервятник, одной рукой державший Тавина за шею. Другая рука сжимала кинжал у его горла.
Еще жив. Фу замерла. Тавин был все еще жив. Они связали ему руки на груди. На щеке запеклась кровь, синяки на скуле, на руках, почти повсюду, где она могла увидеть. Почему он не вылечил себя? Или они его били до тех пор, пока он уже не мог терпеть?
Но он еще двигал ногами, еще дышал. Он был рядом.
Вообще-то ей не верилось, что она когда-нибудь снова увидит его живым. Не верилось после того, как он обрубил мост.
Низкий звон сопровождал каждый шаг Тавина. Фу потребовалось какое-то время, чтобы найти его источник.
Клокшелом надел на шею Тавина убойный колокольчик.
Клокшелом остановился. Звон продолжался. Из-за почерневших костей руин выступили новые тени: десять Стервятников, десять Ворон, еще десять убойных колокольчиков глухо звенели на еще десяти шеях.
Задумка Клокшелома сделалась слишком очевидной. Но так мыслил тот, кто всю свою жизнь был охотником. Он хотел, чтобы она потеряла голову.
Вместо этого Фу сплюнула на пепел. Ее злоба была странной штукой, иногда с зазубринами, как сломанный меч Па, иногда тяжелой и расписной, как мешочек с зубами. Она оставила и то и другое позади, чтобы рассчитаться с Клокшеломом. Здесь он злобы из нее не вытрясет.
Она пересчитала все лица Ворон, все, которые были ее домом. Сумасброд с торчащим подбородком. Па с обмотанной тряпкой правой рукой. Негодница, неистово шевелящая губами, в то время как Виимо держала кинжал у ее горла.
Она не увидела Обожателя.
Она не успела подавить слезы, помутившие ее взгляд. Обожатель с его свитками и числами, с его сдержанным юмором, с морщинкой, появлявшейся на лбу, когда он склонялся над картами или монетами. Где бы они ни были в Саборе, он умудрялся находить букетики ко дню рождения жены, год за годом, даже когда дорога забрала ее.
Клокшелом забрал его у Фу в Чепароке.
Больше он никого не заберет. Ни одной Вороны. Она была вождем. Она позаботится о своих.
– Фу, уходи… – начал Па.
Державший его Стервятник ухватился за правую руку Па и крепко сжал. Па захлебнулся резким криком. Краснота на повязке стала ярче.
«Задай им жару», – нашептывали зубы Фениксов на связке Фу.
Посмотрев в сторону Тавина, она сплоховала. Он молчал, прожигая ее взглядом насквозь. Конечно, он знал, что она согласится на сделку. Возможно, на мгновение он поверил в то, что она изберет другую дорогу. Но им обоим было лучше знать. Фу лишь надеялась, что он недолго обманывал себя.
И снова его лицо сказало тысячу вещей: про ярость, про отчаяние, про вину и, что хуже всего, про предательство.
Возможно, когда-нибудь он простит ее за это. Однако она всегда понимала, что это будет нелегко.
Клокшелом поставил Тавина на колени, продолжая держать нож у его горла и прихватив другой рукой за волосы. Северянин не позаботился надеть свой любимый шлем, чтобы расквитаться с Воронкой-полувождем. На нем были только нагрудные латы, тяжелые сапоги под грязно-желтой туникой да шерстяные гамаши. Розовые, как у свиньи, голые руки сплошь оттенялись героическими татуировками, растрепанные волосы цвета соломы спадали на плечи. Воронья маска с клювом висела у пояса, как вражеский скальп.
– Ты была для меня занозой в заднице, – прогремел он. – Вынудила охотиться за тобой по всей стране, и все из-за какого-то дурака.
Фу снова сплюнула в пепел.
– Ты тут ради сделки или как?
– Знаешь, в чем беда таких, как ты? – Он сорвал маску с пояса и швырнул в пыль под ноги Фу. – Вы забываетесь. Королева займется вами, ее не остановят всякие костокрады.
Из клюва вывалилась давно выдохшаяся мята.
У нас есть кое-что, что принадлежит тебе.
Стервятники все это время шли по пятам за ней. Не за принцем, не за Тавином. Они сознательно преследовали ее.
– Может, принц получит урок того, стоит ли доверять Воронам, – хрюкнул Клокшелом. – Но я бы сказал, что урок этот получится… хмм, коротким.
Он хотел, чтобы она сломалась. Фу узнавала Танец денег, когда слышала его.
– Довольно, – отрезала она. – Я сделала, что ты просил. Теперь отпусти их.
– Расслабься. – Острие его ножа царапало горло Тавина. – Виимо.
– Да, босс? – ответила Виимо из-за спины Негодницы.
Одна рука цепко держала путы старухи. Рот Негодницы шевелился, тихо, чтобы слышала только Виимо. Кожемага не обращала на нее внимания.
– Эти двое привели кого-нибудь с собой?
Виимо надолго закрыла глаза. Лоб сморщился, снова разгладился. Свободный кулак сжался.
– Ничего не вижу, босс.
Значит, Драга еще не заметила их отсутствия. Или вышла из игры, чего не смогла сделать Фу. Как бы то ни было, Фу сейчас предоставлена сама себе.
Сама себе и слишком глубоко, чтобы теперь выбраться.
Клокшелом посмотрел на нее с прищуром.
– Сбрось плащ.
Она отпустила Жасимира.
– Шелохнись, и я выпущу тебе кишки, – предупредила она его и стащила рваную мантию через голову.
Клокшелом покосился на ее рубаху и гамаши, выискивая любой намек на спрятанное оружие. Она знала, что он ничего не найдет. Клокшелом выпятил подбородок.
– Зубы.
Фу стиснула челюсти, потом подняла меч Тавина и разрезала связку вождя. Та упала на пепел, где уже лежала мантия.
– Теперь меч.
Фу выронила клинок Сокола. Когда он ударился оземь, она почувствовала себя раздетой. Тонкая шерсть не предохранит от стрел. Ни зубов, ни стали. Легкая добыча.
Па говорил, что она возрожденный мертвый бог. Сейчас она таковым себя не ощущала. Даже Маленькой Свидетельницей.
Пульс в ушах отстукивал похоронный марш.
Она не смотрела на Тавина.
– Подведи принца поближе.
– Отпусти их, – ответила она.
Клокшелом вдавил красную полоску в шею Тавина, как раз под тенью от синяка. Тавин дернулся. Его убойный колокольчик звякнул.
– Я дважды не повторяю, – сказал Клокшелом.
Крючок в животе Фу туго натянулся. Она с трудом вдохнула через нос и повела Жасимира вперед. Безоружная. С пустыми руками. Беззубая.
Каждый удар сердца отражал то, что горело во взглядах всех Ворон:
Изменница. Изменница. Изменница.
Она оплошала. Снова посмотрела на Тавина. То, что горело в его взгляде, было гораздо, гораздо хуже.
Она не знала, зачем вообще обманывала себя, надеясь на прощение.
Он будет
