- Мне плевать, с кем он дружит. Мне плевать насколько большая у него церковь. Я не позволю ему превратить этот город в его песочницу, Сэм. Это мой город, - сказал Кингсли. Мысль о том, что какой-то фанатичный проповедник принесет свое послание ненависти в Нью-Йорк, выворачивала Кингсли. Он мог представить, что Фуллер сказал бы о нем и Сорене, и о том, что было между ними в школе. Кингсли знал глубоко в душе, если она у него была, все, что было между ним и Сореном, не было грехом. Фуллер и ему подобные могут идти к чертям собачьим.
- Так что ты хочешь, чтобы я сделала? - спросила Сэм.
- Достань мне все, что сможешь на Фуллера и его церковь.
- Кинг, я уже просмотрела все, что на него есть. Я ничего не нашла. Он ублюдок, не пойми меня неправильно. Напыщенный проповедник и фанатик. Но это ставит его в один ряд с другими проповедниками-телепроповедниками. Никаких сплетен об измене, никаких слухов об избиении жены, никаких слухов об изнасиловании детей.
- Что-то есть. Должно быть что-то.
- А что, если нет?
Кингсли встал и обошел стол.
- Я скажу тебе кое-что, и пусть это останется между нами. Это не всегда будет секретом, но сейчас это так.
- Что? - спросила она.
- В отеле я сказал тебе, что знаю садиста мирового класса, который может рассечь сигарету надвое кончиком кнута. Но что я тебе не сказал, так это то, что он тоже католический священник. Посмотри мне в глаза, Сэм.
Она посмотрела ему в глаза, как было приказано.
- Всегда есть что-то, - произнес Кингсли.
- Хорошо, - ответила она и сделала глубокий вдох. - Я посмотрю еще раз. Чем ты собираешься заняться?
- Ничем из того, что тебе нужно знать, - ответил он.
- Ни намека?
- Начинается на С, - ответил Кингсли.
- Свидание? Собеседование? Секс... анальный? Они начинаются на С.
- Я собираюсь кое-кого пригласить на свидание. Увидимся позже, - попрощался он и выпрямился. Рубцы сегодня болезненно натягивались.
- Ты в порядке?
- Конечно.
- Я видела, как ты поморщился. Тебе больно?
- Не беспокойся обо мне. - Он пригрозил ей пальцем. - Как только у тебя появится эта привычка, ты не сможешь остановиться.
- Это тебя беспокоит, верно?
Кингсли поднял руки и начал загибать пальцы, пока говорил.
- Один. Мои родители погибли в железнодорожной катастрофе, когда мне было четырнадцать. Два. Моя сестра покончила с собой, когда мне было семнадцать, вскоре после того, как вышла замуж за мужчину, которого я любил. Три. Я убивал людей для секретной организации внутри французского правительства. Четыре. Я разозлил опасных людей с хорошей памятью. Пять. Мой самый близкий друг - католический священник, вышеупомянутый садист, который влюблен в девушку из своего прихода, чей отец имеет судимость длиной с твою ногу и некоторые очень мерзкие связи с мафией. И это, Сэм, только начало списка причин, по которым тебе стоит беспокоиться обо мне.
- Шесть. Тебе больно.
- У меня старая рана, которая медленно заживает. Не о чем волноваться. Я не стою волнения. Так что, не волнуйся.
- Тебе надо показаться врачу.
- Ненавижу врачей.
- Мне плевать. Все равно сходи.
- Ты забываешь, что я твой босс. Не наоборот.
- И я твой ассистент. Я помогаю тебе. Тебе нужно обратиться к врачу.
- Я ухожу. Прощай. - Проходя мимо, он похлопал ее по плечу.
- Я записываю тебя на прием к врачу, - крикнула она ему вслед.
Кингсли остановился в дверях, развернулся и подошел к ней.
- Ты нарушаешь субординацию, - сказал он.
- Ты нанял меня, чтобы я помогла тебе, - заупрямилась она и уставилась на него своими яркими глазами. - Позволь помочь.
Кингсли сел на край стола и посмотрел на нее.
- Я могу ориентироваться по планетам, используя твой нос в качестве секстанта, - сказал он, щелкнув по его кончику. - Такой он правильной формы.
- Это единственная правильная часть меня. А теперь прекрати отвлекать и скажи, чем я могу тебе помочь.
- Перестать так одеваться.
- Я одеваюсь, как мужчина. Я не буду извинятся. Я ощущаю себя не в своей тарелке в юбках и платьях. Понятно?
- Мне все равно. Мне даже все равно, если я никогда не увижу тебя в платье или в юбке, пока я жив. - Он указал рукой на свои джинсы, и футболку, и пиджак. - Но ты одеваешься лучше меня, а я твой работодатель. Ты должна поумерить пыл.
- Может, это тебе стоит поддать жару?
- Поддать жару?
- Ты сказал, что хочешь быть королем своего королевства, верно? Тогда ты должен одеваться соответственно.
- Мне придется надеть цилиндр и фрак, чтобы затмить тебя.
Она приподняла голову и оглядела его с головы до ног.
- Ты будешь потрясающе выглядеть в смокинге.
- Думаешь?
- Мне нравятся сексуальные французские пингвины, - произнесла она.
- Я ухожу.
- Bon voyage, - ответила она. - Я назначу прием.
- Никаких врачей, - повторил он.
- Я говорила о портном.
Кингсли с улыбкой на лице покидал Сэм. Улыбка поблекла, когда он вышел из дома. Его водитель, Джиа, ждала в машине, но он отпустил ее, сказав, что сегодня прогуляется пешком. В конце концов сегодня был прекрасный майский день. Прогулка пойдет ему на пользу. Безусловно, настоящая причина, почему он не хотел, чтобы Джиа отвезла его, была в том, что ему не хотелось, чтобы кто-либо знал, куда был его путь. Он прошел четыре квартала и поймал такси. Он все еще не мог поверить, что Сорен уговорил его на это. Он не принадлежал Сорену с семнадцати лет, и все же, вот он, следует приказам Сорена, словно эти одиннадцать лет были одиннадцатью днями. Прошло столько времени с тех пор, когда он чувствовал себя таким значимым для кого-то, вне зависимости живым или мертвым он был, и мужчина не мог не отступить, когда Сорен заставил его прийти сюда.
Такси остановилось возле двухэтажного Бруклинского дома из красного кирпича, и ничто не выделяло его, кроме медной таблички на парадной двери. Он остановился на ступеньках и услышал рев двигателя итальянского мотоцикла. Ну, конечно. Конечно, он будет здесь.
- Я же говорил, что сделаю это, - обратился Кингсли к Сорену, когда тот снял шлем и ступил на тротуар. - Тебе не обязательно нянчиться со мной.
- Я не нянчусь с тобой, и я знаю, когда ты говоришь, что сделаешь, ты делаешь это.
Кингсли не был так уверен на этот счет, но оценил доверие.
К счастью, Сорен сегодня был не в сутане. Он выглядел как любой другой
