— О, она проснулась, — шепчет он с улыбкой. — Да, дорогая?
— Как жестоко, — стону я. — Все закончится тем, что она нас услышит.
— Мне плевать, — отвечает он, его губы в миллиметре от мочки уха. — На самом деле, я хочу, чтобы она услышала. Это научит ее не звонить в дома в такие безбожные часы.
Феникс полностью выходит из меня, прежде чем толкнуться во всю глубину. Я громко выдыхаю.
— Я сказала ей, что помогу с Пасхальным фестивалем. Мне нужно спуститься.
Он дьявольски усмехается.
— Не раньше, чем я почувствую, как твоя маленькая узкая киска сжимает мой член, пока ты кончаешь.
— Феникс!
— Я серьезно, Ева, — его тон не вызывает сомнений, а взгляд заставляет меня извиваться.
Феникс начинает вколачиваться в меня, и от его движений кровать скрипит тем самым звуком, который безошибочно указывает на то, что люди занимаются сексом. Молюсь о том, чтобы этот звук не дошел до Маргарет. Слышу, как она зовет снова, но на этот раз с заднего двора коттеджа. Должно быть, она обошла дом, чтобы заглянуть в кухонное окно.
— Черт, эта женщина не сдается, — стонет Феникс; его взгляд затуманивается желанием, и он начинает вбиваться в меня быстрее. Я чувствую, как моя сердцевина сжимается. За последние двадцать четыре часа я кончала так часто, что уже и со счета сбилась. Меня переполняет любовь, пока я наблюдаю за ним, впитывая движения его мускулистого тела, словно оно поклоняется мне. Шея Феникса напрягается, его адамово яблоко дергается, когда он сглатывает, глядя на меня.
Я мягко выдыхаю, боясь шуметь громче. Феникс кладет ладонь на мою грудь, удерживая себя лишь одной рукой. Я приподнимаюсь на локтях, чтобы посмотреть туда, где сливаются наши тела, и увидеть, как его член двигается во мне. Я вижу подобное впервые, и взгляд Феникса темнеет, когда он понимает, что я делаю.
— Прекрасно, верно? — Он задыхается, пот капает с его висков.
— Да-а… Мне нужно… — я замолкаю, не представляя, как собиралась закончить это предложение теперь, когда он кончает внутри меня, и меня сокрушает удовольствие.
Мы откидываемся на подушки, когда волны оргазма убывают. Даю себе около минутки, чтобы собраться с мыслями, вылезаю из-под Феникса и иду за халатом.
Он усмехается
— Поверить не могу, что ты все еще туда собираешься.
— Знаю, Маргарет тебя не нравится, но она нравится мне, — с усмешкой отвечаю я, а потом исчезаю вниз по лестнице.
Я открываю дверь прямо перед тем, как она собирается вернуться к воротам сада.
— Маргарет, — зову я, и она разворачивается на каблуках.
— Ева, я думала, что тебя нет дома, — говорит она, любопытно улыбаясь и упрев руки в боки.
— Я проспала. Извините. На какое время я нужна вам для фестиваля?
— Желательно сейчас. Но как я вижу, ты не готова. Иди, оденься. Встретимся внизу на пляже через час, если сможешь. Я попрошу Томаса и Джеймса помочь мне.
— Ладно, тогда до встречи, — машу я ей и спешу наверх, чтобы принять душ.
Как только я встаю под струи горячей воды, Феникс приходит, чтобы присоединиться ко мне, его умелые руки скользят по моей коже, намыливая ее. Но он лишь моет меня. Думаю, за последние сутки у нас было достаточно секса, чтобы продержаться без него месяц. Феникс намыливает мочалку, обхватывает меня за талию, чтобы удержать на месте, и проводит ею между ног. Его пальцы едва проскальзывают в меня, но не задерживаются внутри меня надолго; Феникс идет дальше, чтобы вымыть мои волосы.
Мы моем друг друга по очереди, и, выбравшись из душа, я чувствую себя действительно чистой. Есть что-то по-настоящему связывающее в том, чтобы доверить другому человеку очистить тебя. Одеваюсь в юбку цвета слоновой кости и кофточку цвета шоколада, набрасываю на плечи светло-серый кардиган.
Феникс везет меня к пляжу, где десятки людей устанавливают киоски на траве возле песка. Чтобы вместить ярмарку, расчистили большую парковку. Краем глаза замечаю карусель с сиденьями на цепочках, и меня переполняет детский восторг. Даю себе обещание покататься на них попозже.
Феникс награждает меня нежным взглядом и сжимает мое бедро, наблюдая, как мои глаза загораются, когда я рассматриваю аттракционы. Остановив машину на обочине недалеко от пляжа, Феникс говорит:
— Мне нужно кое о чем позаботиться в магазине, но я загляну чуть позже и освобожу тебя от тирании Маргарет. Пойдем веселиться.
В горле першит, словно от щекотки. Я даже не просила его подвезти меня, а он все равно каким-то образом почувствовал, что я хочу. Знаю, он не фанат светских мероприятий, поэтому из-за того факта, что он делает это ради меня, я становлюсь немного эмоциональной.
Я тянусь к его губам и глубоко его целую, прежде чем выйти из машины. Когда я нахожу Маргарет, она дает мне работу расставлять банки с вареньем на прилавке, пока она выкладывает свой изысканный хлеб. Хлеб пахнет невероятно вкусно, и мой рот наполняется слюной от одного лишь взгляда на него.
Закончив с делами, мы садимся на два раскладных стула, которые принес Томас из багажника их машины, и наблюдаем, как народ начинает стекаться на ярмарку. День выдался солнечным и теплым, и, сжимая пальчики ног под солнцем, я радуюсь, что надела коричневые сандалии-гладиаторы.
Несколько покупателей образуют очередь у палатки, и у нас с Маргарет появляется работенка. Маргарет польщена тем, что люди хвалят ее выпечку, и я улыбаюсь. Быть рядом с ней комфортно, потому что она отчасти напоминает мне Гарриет. По правде говоря, она, конечно, не такая эксцентричная, как Гарриет, но в ней было то озорство пожилой леди, что на Гарриет так похоже… Когда показываются Кэти и Дебора, я начинаю беспокоиться. Я замечаю их в двух стендах от нас, они восхищаются украшениями ручной работы.
Дебора надела красное платье-шифт и распустила волосы: шелковые светлые волосы едва ли спускались ниже плеч. Когда она замечает меня, выражение ее лица становится злобным, и они с Кэти направляются к нашей палатке.
— Маргарет, как замечательно пахнет твой хлеб! — восклицает Кэти. — Я просто обязана купить у тебя батон.
— Да, как и я, — добавляет Дебора, вежливо улыбаясь Маргарет и театрально игнорируя мое существование.
— Конечно, леди. Вам какой?
Они указывают на буханки, и я сажусь на раскладной стул в надежде, что они быстро пойдут дальше. Они ведут себя хорошо, но я чувствую их неприязнь так, словно о ней написано у каждой на лбу. Атмосфера портится. Джеймс возвращается оттуда, где он болтал с отцом и другими местными мужчинами, и берет стул, на котором сидела
