Они потеряли счет времени. Пейтон не заикнулась про занятия, Десмонд – о работе. Его сотовый то и дело трезвонил в гостиной. Он игнорировал звонки – пусть хоть конец света наступит.
Израсходовав себя, они лежали в постели и смотрели в потолок, как в первую ночь.
– Мне показалось, что ты хочешь меня оттолкнуть, – мягким, едва слышным шепотом сказала Пейтон.
Десмонд ничего не понял. Он оперся на локоть.
Пейтон, все еще глядя в потолок, продолжала:
– Я рассудила: ты получил, что хотел – деньги, акции, богатство. Решил отдать мне мою долю, чтобы уйти с чистой совестью.
Юрист был прав: Десмонд плохо разбирался в женщинах.
– И в мыслях не было! Я просто хотел позаботиться о тебе на все случаи жизни, что бы со мной или с нами ни случилось. Извини, если я сделал тебе больно.
Его страшила мысль, что он, возможно, еще не раз причинит Пейтон страдания, что нынешняя ошибка – лишь первая в череде многих других.
– Я не покривил душой, когда назвал себя «не цельной личностью». Ты хочешь, чтобы я был как твои друзья, как те супружеские пары, к кому мы ходили в гости, стал «нормальным».
– Позволь мне самой судить о том, чего я хочу. Мне нет дела до нормальности. Кроме того, позволь заверить, Дез, на свете нет по-настоящему нормальных людей. Все до определенной степени лишь притворяются ими. Особенно в здешних местах. А копни поглубже, наткнешься на фрика.
Они оделись, не произнеся больше ни слова. И все-таки в воздухе витала безмятежность, которой Десмонд прежде никогда не испытывал. Перед уходом на работу он спросил Пейтон еще раз, не подпишет ли она документы.
– Я хочу быть уверен, что позаботился о тебе. Ну, пожалуйста.
Пейтон взяла его лицо в свои ладони.
– Ладно, если ты так настаиваешь.
Пейтон написала свое имя красивыми наклонными буквами. Десмонд поцеловал ее на прощание.
* * *В тот год Пейтон опять пригласила его на Рождество в дом своей матери. Он не отказался, хотя особого желания идти не было. Он все еще чувствовал себя неуютно среди ее родственников. Однако теперь на него смотрели иначе, ему сопутствовал успех: одно первичное размещение акций уже состоялось, второе было на подходе.
Муж сестры Пейтон вел себя миролюбиво. Десмонд подозревал, что неспроста, – Пейтон, очевидно, наехала на сестру, та поджала хвост и поговорила с мужем. Деррик расспрашивал его о SciNet и прочих инвестициях с азартом ребенка, пытающегося прежде времени выведать, что за подарок спрятан под елкой.
Семья была дружной. Пейтон объяснила причину: их сплотила гибель отца. Смерть брата семь лет назад сделала смычку еще крепче. Они стали больше ценить друг друга. Эти две трагедии служили напоминанием о том, что в жизни имело реальную ценность.
Семья приняла Десмонда с радушием. Но он все равно чувствовал себя, как актер, получивший чужую роль. В мыслях то и дело мелькало самообвинение в притворстве. Десмонд пытался внушить себе, что ожидающие своего часа чувства просто притаились где-то в его душе за невидимой стеной. Когда она падет, все придет в норму.
Истина не заставила себя долго ждать.
Глава 73
Чья-то рука тронула плечо. Десмонд открыл глаза. Над ним склонилась Эйвери; бледное худое лицо маячило, как призрак, в зеленоватом аварийном освещении самолета.
Рядом в спальном мешке лежала крепко спящая Пейтон. Эйвери не стала ее будить – видимо, не случайно – и заговорила едва слышным шепотом:
– Ты в порядке?
Тело лихорадило и саднило, возможно, из-за воспоминаний. Впрочем, он не торопился признаваться, что к нему вернулась еще одна частица памяти.
– Конечно. А что?
Эйвери скептически осмотрела его.
– Тебя трясло, как в бреду. Короче, у нас проблема.
– Какого рода?
– Вопрос жизни и смерти – вот какого.
Эйвери сообщила, что они вот-вот покинут пределы Африки, пересекут Средиземное море и на пути к Шотландии войдут в европейское воздушное пространство.
– И что?
– И то. Если европейские сраны закрыли свои границы по примеру США и Кении, нас могут сбить.
Проблема так проблема.
– А вокруг облететь можно?
– Горючего не хватит.
– Дозаправиться…
– Не тупи, – перебила Эйвери. – Любая посадка таит в себе риск. Если мы сядем в аэропорту, местные власти скорее всего отберут самолет, а нас посадят в закрытую санитарную зону. В лучшем случае.
Эйвери кивнула в сторону Пейтон.
– Спящую красавицу будить?
– Нет, – быстро откликнулся Десмонд. – И не называй ее так. Она выносливее, чем ты думаешь.
Эйвери скривила губы.
– Меня не выносливость ее волнует.
– На корабле она пыталась спасти своих, ты поступила бы на ее месте так же.
Блондинка пропустила реплику мимо ушей.
– Что предлагаешь?
– Где нас могут сбить с меньшей вероятностью?
– Где? Понятия не имею.
– У кого здесь самые мощные ВВС?
– Ну-у… не знаю. У Великобритании, Германии, Франции.
– Как насчет Испании?
Эйвери на минуту задумалась.
– Самолеты у них есть, но нет денег на ремонт и подготовку к полетам. Экономика Испании не вылезает из кризиса уже несколько лет. Хорошо, летим через Испанию, испытаем судьбу, а уже оттуда – к Шетландским островам.
– А что на самих островах? Уж там нас точно собьют.
– Об этом мы подумаем позже.
Прежде чем Десмонд успел что-либо возразить, Эйвери скрылась в кабине пилота.
Десмонд поправил свернутое трубкой одеяло под головой Пейтон и некоторое время смотрел на спящую.
Он закрыл глаза и попытался вспомнить, что было потом.
* * *Первичное размещение акций SciNet внесло в жизнь Десмонда непредвиденный поворот. Курс акций взлетел до заоблачных высот. Формально его доля в компании – чуть более одного процента – тянула на 3 290 000 долларов. В действительности же все принадлежащие ему опционы были заблокированы специальной оговоркой, не позволявшей сотрудникам компании продавать свои акции либо исполнять опционы в течение шести месяцев после выхода компании на фондовую биржу. Эти полгода тянулись для Десмонда и всех работников SciNet бесконечно долго.
Превращение компании в открытое акционерное общество сильно изменило ее. Теперь руководство волновали исключительно биржевые котировки и связи с инвесторами. Всех заботило, какой доход будет показан за квартал, остальное потеряло значение. Компания постоянно выпускала пресс-релизы, стараясь привлечь к себе еще больше внимания. Если раньше они думали о стратегии, шли на риск и пытались поставить бизнес на долговременную основу, то теперь играли наверняка, старались лишь не провалить показатели роста и выручки (о прибыли по-прежнему не шло речи). Десмонд чувствовал приближение конца. К августу, когда закончился ограничительный период, курс акций еще немного подрос. Прилив 1999 года поднял с мели множество кораблей, но больше других – горячие доткомы. Доля Десмонда уже составляла 7 840 000 долларов. Он продал все до единой акции и уволился с работы. Учитывая доход от реализации опционов в двух других компаниях, превращенных в
