Непросто было плыть по воздуху, цепляясь за стены, словно скалолаз, и используя рамы картин вместо поручней. Сумка, которую он поймал и удержал, все время подлетала и била его по лицу, а винтовка постоянно цеплялась за что-нибудь, нарушая равновесие. Из-за заложенного носа стало тяжело дышать, голова трещала от острой боли, во рту появился соленый металлический привкус. Оттолкнувшись ногами от дверного проема одного из купе, Зен проплыл сквозь голограммы и ударился о конус, охранявший Пиксис. Коробка по-прежнему стояла на своем пьедестале.
Зен размахнулся и ударил по стеклу винтовкой, но оружие отпружинило. Тогда парень развернул его и нажал на спусковой крючок. Отдача заставила его пролететь через все помещение и удариться о стену вагона.
Алмазное стекло выдержало, но та часть конуса, на которую пришелся основной удар, словно покрылась инеем. Зен прицелился в это место и стал стрелять снова и снова, заполняя вагон с коллекцией Зенитов грохотом, который, надеялся он, останется незамеченным из-за шума снаружи.
После пятого или шестого выстрела стекло поддалось. Осколки не падали на пол, а медленно разлетались во всех направлениях. Зен кинулся сквозь них туда, где его ждал Пиксис. Он не знал, что удерживало коробку на пьедестале, но та довольно легко оторвалась. Зен как можно скорее сунул Пиксис в сумку и стал в невесомости пробираться назад к двери.
Вагон уже почти не двигался, только время от времени подавался вперед, когда где-то позади сталкивались другие части состава. Единственным источником света были пожары, которые возникли впереди, на рельсах. В неровном красноватом свете облака обломков, парящие в воздухе над поездом, отбрасывали длинные тени.
На мгновение Зена охватило полное отчаяние. И как он должен пробираться через все это месиво? Как найти те космические ангары, о которых так беспечно говорила Нова? И как отыскать саму Нову?
Но та нашла его сама. Как паук вскарабкалась по обшивке вагона и добралась до Зена, в точности так же, как совершала это в другом мертвом поезде в Разломе.
– Что ж, «убийца поездов» сработал, – заметил он.
Нова посмотрела на него с одним из тех выражений лица, которые она сама для себя придумала. Наверное, никогда раньше она не испытывала чувство вины. Теперь же, среди нескольких километров обломков и руин, она должна была чувствовать вину как никто другой.
– Я рада, что применила его, – сказала девушка, словно пытаясь спровоцировать Зена на спор. – Иначе Зениты убили бы тебя.
– Они и так меня убьют, если поймают. – Все это время Зен прикидывал в уме, сколько человек убито и ранено, сколько триллионов ущерба он нанес. Обвинят во всем именно его, ведь он пересек черту. Теперь он не просто вор – он диверсант. Убийца. Массовый убийца… Наверное, придется придумать особое название для преступлений, в которых его обвинят.
Значит, ему нужен Ворон. Необходима его защита. И единственный способ получить ее – закончить работу, ради которой его наняли.
Зен взял Нову за руку, и она потащила его наружу, в самую гущу организованной ими катастрофы.
Глава 23
Вдоль Веретенного моста проходила узкая труба, предназначенная для моториков-техников и отчаянных любителей достопримечательностей. Как только Зен с Новой нашли способ пробраться в нее, проблема с необходимостью хвататься за стены, чтобы удержаться, исчезла. Они двигались по трубе, следуя карте, которую Нова отыскала у себя в памяти. Шли мимо обломков великого поезда, мимо пожарных машин и истерзанных фабрик, сквозь вой сирен и гул громкоговорителей, призывающих не паниковать, оставаться в своих вагонах и ожидать помощи. В воздухе повис запах раскаленного металла: словно кто-то сжигал жестянки в костре вместе с мусором.
В середине Веретенного моста была чуть более широкая секция, которая медленно вращалась. Там располагалась маленькая станция, туристические магазинчики и новые гостиницы, парк с лужайками мятлика и рощицами (даже в Космосе эти Зениты высадили деревья!). Там собрались те, кому удалось выжить в катастрофе; благодаря центробежной силе здесь обеспечивалось некое подобие гравитации, и люди были рады получить назад дар в виде собственного веса. Огни в этой секции тоже не горели, зато имелись большие смотровые окна, словно лужицы на полу, и сквозь них дружелюбно светил Сундарбан.
Между окнами-лужицами лежали фигуры, похожие на кучки тряпья, окруженные плачущими или молчащими Зенитами. Зен, который все еще пребывал в шоке, не знал наверняка, что это за тряпье, пока не оказался вблизи одной из групп скорбящих и не увидел лежащую леди Суфру. Кто бы ни вытащил ее из-под обломков, он постарался уложить даму со всеми почестями, насколько это было возможно, и зажег над головой леди маленькое облачко дронов-светлячков, будто траурные свечи. Но это не помогло скрыть тяжелых повреждений: свернутую шею, порванную перепачканную одежду и выражение ее мертвого лица.
Зен взглянул на это и прижал ладони к глазам, чтобы остановить слезы, а потом посмотрел еще раз. Он повторял то, в чем убеждал себя все это время: это не его вина, не его, он ни в чем не виноват. Теперь он знал, что у него никогда больше не будет шанса объясниться или извиниться перед леди Суфрой.
– Надо уходить, – напомнила Нова. – Здесь может быть Гаета или еще кто-то, кто знает о тебе.
Казалось, рыдает вся станция. Дети звали мамочек; слезы оставляли белые дорожки на перепачканных грязью, шокированных лицах закаленных бойцов КоДеса. Даже искалеченный локомотив, «Время даров», перестал выть и начал издавать звуки, больше похожие на плач: отчаянные, безутешные всхлипы. Зен и представить не мог, что поезд может так горевать. Это разозлило Зена, он принялся локтями расталкивать остолбеневших от горя, заплаканных людей, следуя за Новой к очередному люку, который она обнаружила на плане станции.
Он опасался, что вся эта потрепанная толпа Зенитов хлынет в ангары возле внешней обшивки состава, но там никого не оказалось. Основой их мира была К-трасса, и даже теперь, когда люди стояли среди обломков вагонов, им не приходило в голову, что еще не скоро появится новый поезд, который сможет доставить их на Сундарбан. А планета – вот она, ярко светит в
