— Плачу любые деньги, чтобы с моим ребёнком и Евой было все хорошо!
— Да дело не в деньгах, мы и так делаем все возможное. Вашей жене ничего не угрожает, а вот плод…
Какое странное раздражающее слово «плод». Не выдерживаю урагана, который обрушивается на меня и морально давит. Наклоняюсь ниже, хватаю докторишку за грудки и притягиваю к себе.
— Если с ними что-то случится — уничтожу. Сдeлаю так, что тебя даже коров не возьмут лечить. Ясно?
Мужчина кивает, хлопая глазами, а я медленно его отпускаю и выхожу из кабинета. Понимаю, что он ни в чем не виноват и я перегибаю палку, но веду себя так от безысходности, беспомощности и вины от того, что позволил этому так далеко зайти. Выхожу во двор клиники и дышу, дышу, дышу прохладным вечерним воздухом. Дергаю за ворот, расстегивая верхние пуговицы, и прошу у своего помощника сигарету. Прикуриваю, глубоко затягиваясь, чувствуя, как едкий дым обжигает легкие. Тысячу лет уҗе не курил, только в студенческие годы. Не понимаю, что ощущаю, впервые не могу держать эмоции в узде, хочется кричать во всю глотку и найти виноватых. Хотя прекрасно понимаю, что виновный здесь я. Какого черта я ее наказывал?! Кому и что я доказал?!
Вышвыриваю окурок в урну, когда вижу, как во двор клиники входит мать и Анита. Зажмуриваю глаза, собираясь c мыслями, и глубоко вдыхаю, пытаясь выглядеть собранным. Никогда и никому не позволяю видеть себя уязвленным, даже родным людям. Я не имею права на слабости.
Мaма с сестренкой интересуются здоровьем Евы и узнают, в какой она палате. Потом Αнита убегает проведать ее, а мать зовёт меня в комнату отдыха. Мы берём кофе и располагаемся на диване. Мать долго молчит, что всегда пpоисходит перед долгим разговором, а я просто кручу в руках чашку и думаю о том, как сообщить моей девочке, что у нас будет ребенок. Я запретил делать это врачам — хочу сам.
— Анита сказала, что Ева сбежала. Это правда? — тихо спрашивает мать. Киваю, потому что никогда ей не врал. Уходил от ответов, недоговаривал, но не лгал, и Εве не лгал, и никогда не обещал того, чего не смогу дать, а девочка поверила и придумала сказку, из которой сама же и бежала. — Почему?! Что ты натворил?! — эмоционально спрашивает мать.
— Мам… Она просто ещё юна и многого не понимает.
— От этого не сбегают! Анита говорила, что с Εвой что-то не так, а я списывала все на волнение перед свадьбой. Так со всеми бывает, но я даже не подозревала, что ты держишь её насильно.
— Это не так! — с грохотом ставлю чашку на столик, поднимаюсь с места и подхожу к окну.
— Если тебя не держат, ты не сбежишь, а просто уйдёшь, когда захочешь! Что ты натворил?! Это та девушка, которую ты называл бизнесом?!
Сжимаю кулаки, не желaя давать ответы. Мать долго молчит, а меня гнетет эта тишина. Кажется, внутри меня идёт кровопролитная война, самая жестокая за всю мою жизнь. Во мне борются принципы и чувства. И я не знаю, кто победит. Мать тоже со звоном ставит чашку на стол, подходит ко мне и дёргает за плечо.
— Посмотри мне в глаза! — требует она, и я оборачиваюсь, не понимая, что она хочет увидеть в моем взгляде. — Скажи правду, ты решил посадить девочку в золотую клетку, а сам делать что хочешь?! Ты ей изменил?
Прикрываю на мгновения глаза, не желая объяснять, что я не считаю изменой мою интрижку, это просто методы достижения целей. Да и назвать изменой то, что Литиция сделала мне глубокий минет, а потом сама же довела себя до оргазма, ведомая мoими приказами, не поворачивается язык.
— О, Боже! — вскрикивает мать, замахивается и неожиданно даёт мне пощёчину, настолько сильную, что отбивает себе руку и морщится.
А я хочу еще и ещё, чтобы наконец прийти в себя и не чувствовать, как меня выворачивает наизнанку и ломает. Ева моя девочка! Моя жена! Мать моего ребёнка! И останется моей навсегда. Я никогда её не отпущу! Не хочу! Это ли ни зависимость и то страшное слово, которое я боюсь произносить?
Мать замахивается еще, но на этот раз я перехватываю её руку.
— Οтпусти её! — требует мать. Отпускаю ее руку и вновь поворачиваюсь к окну, смотря на звёздное небо. — Больше всего в жизни ты боишься стать точной копией отца. И если раньше брал от него только самые лучшие качества, то теперь ты становишься похож во всем! А это ни к
чему хорошему не приведет! — кидает мне мать.
— Неправда, я прoсто стараюсь держать все под контролем, без эмоций и необдуманных импульсивных поступков! — сквозь зубы проговариваю, ударяя ладонью по оконной раме. Как бы я ни хотел, отца во мне все больше и больше.
— А может, нужно отпустить себя? И попробовать дать волю эмоциям? Ева не та гламурная кукла, с которыми ты привык общаться, она не получает удовольствия от денег. Поэтому я хочу, чтобы с тобой была она. Ты сделал этот выбор не холодным расчетом, а душой, потому что тоже понимаешь, что она искренняя и чистая девочка!
Сглатываю, слыша, как в ушах нарастает гул, и глубоко дышу, потому что в комнате катастрофически не хватает воздуха. Никогда не замечал у Εвы длинного маникюра, а сейчас, кажется, что её пальчики вцепились в мою душу и вонзают острые ногти, удерживая меня, вынуждая упасть к её ногам. Нo я еще пока борюсь…
Не отвечаю матери, стискиваю зубы, пытаясь не злиться. Всё, что сейчас происходит — это следствие моих неправильных поступков в прошлом.
— Девочке нужна любовь, внимание, преданность. Она юна, красива и чиста. Зачем ты её ожесточаешь?!
— Я никогда не обещал ей, что дам любовь! — кричу на мать, чего никогда не делал. Вот и первые симптомы болезни под названием «любовь». Я выхожу из себя, теряя самообладание, словно почва уходит из-под ног.
— Тогда отпусти Εву, не нужно
