— Господи, только семь утра...
— Мамочка! Ты плохо выглядишь.
Лондон смеется.
— Ты меня любишь, Мел?
— Возможно, — дочь усмехается.
Я снова целую ее, а затем ставлю на пол.
— Смотри на это, как папа. А где Эйден?
— В гостиной с тетей Янкой и дядей Трентом.
— Может пойдешь к ним и передашь им от меня привет? — Я улыбаюсь ей и ее яркие карие глаза радостно сверкают. — Ты сделаешь это для меня, малышка?
— Да, папочка. — Мел обнимает меня и затем целует мой лоб. Затем выбегает из спальни, и я слышу топот ее крохотных ножек, бегущих по коридору. Закрываю дверь.
— Она дикая, — усмехаюсь.
— Вся в отца. — Лондон зевает. Когда она потягивается, я обхожу кровать, пробегая глазами от ее лица к идеальной заднице.
— Как моя женушка чувствует себя сегодня утром?
Лонни переворачивается, и я провожу ладонью по ее бедру. Она игриво бьет по ней со словами:
— Женушка в порядке, спасибо.
Дразнит меня. Эта улыбка на ее губах так горит искушением.
Встав с постели, она обходит меня, и я смотрю, как она идет в ванную. Иду за ней. Мы чистим зубы, и я не отрываю глаз от нее. Отложив зубную щетку, Лондон спрашивает:
— Эйс, почему ты так смотришь на меня?
Я смеюсь, поднимая руки в воздухе.
— А что, нельзя?
— Ты словно хочешь меня съесть.
Ставлю зубную щетку в стакан и ухмыляюсь.
— Может быть, — бормочу, подходу к ней и кладу руки на ее зад. — А вот это именно то, что я хочу.
— О, нет. — Она отталкивает меня, краснеет и пытается не рассмеяться. — Я должна собрать детей. Я обещала сводить их сегодня на пляж.
— У нас весь день впереди, детка. Плюс Бьянка и Трент. Они ненадолго займут их.
— И сколько у нас сейчас есть минут? — спрашивает она, проводя пальцем по тату креста рядом с моим сердцем.
— Шестьдесят, — поддразниваю я.
Она смеется.
— Шестьдесят?! Да ты безумец!
Удивленно приподнимаю брови.
— Я? — Хватаю ее за руку и вытаскиваю из ванной. Затем кружу с ней и толкаю на кровать. Простынь взлетает, а затем мягко оседает вокруг Лондон, словно облако.
Я жадно смотрю на нее, наблюдаю, как она заводит пальцы под резинку трусиков. Когда она начинает тянуть их вниз, мой член в ожидании дергается. Шагаю к ней, но Лондон останавливает меня и указывает на дверь.
— Закрой.
Точно. Меры предосторожности, которые мы принимаем ради наших детей. Не думаю, что они будут рады увидеть, как я трахаю их мать. Потому что в сексе я не мягок. Я трахаюсь. И жестко.
Мои глаза скользят по голому телу Лондон. Она сбрасывает свою рубашку и трусики на пол. Как же она прекрасна в своей обнаженной красоте. Хотя после рождения Мелани боялась, что стала нежеланна мне.
Дерьмо. Она по-прежнему прекрасна. Растяжки и шрам от пули не портят ее. И я повторяю ей это каждый день.
Хватаю ее за бедра и притягиваю к себе, развожу ее ноги. Она хихикает, когда я наклоняюсь и пытаюсь поцеловать ее губы. Мои пальцы скользят по ее бедру... клитору. Я медленно потираю его, легонько. Лондон вздрагивает, когда понимает, куда я добираюсь.
— Я буду дразнить тебя до тех пор, пока ты не сможешь больше терпеть, и когда ты будешь течь, Красная, я слижу все. — Она извивается под моим пальцем, и я наклоняюсь к ее уху. — Слижу каждую каплю. — Мой член уже стоит колом в боксерах, так сильно он хочет погрузиться в нее.
Взять ее.
Вынести ее мозги.
Но я знаю, как лучше.
Терпение — это ключ.
— И тогда, — выдыхаю я, — только тогда я трахну тебя.
Она выгибается, открывает рот, тяжело дыша. Ее грудь рвано опускается и поднимается, когда я провожу по ее клитору большим пальцем, а два других погружаю внутрь нее. Она близка к оргазму. Я вижу это по ее соскам и тому, как она закусила нижнюю губу. Наклоняюсь и кусаю ее.
Ее разрядка близко. Лондон стонет, ее лоно сжимается, но я вытаскиваю пальцы, снимаю боксеры, переворачиваю ее и резко вхожу в эту прекрасную киску сзади.
— О, черт! — кричит она.
— Ты такая мокрая, Красная, — выдыхаю ей в спину. Намотав ее волосы на руку, я тяну ее назад, чтобы увидеть ее. Выражение ее лица, которое она делает, когда я вдалбливаюсь — неописуемо. Это заставляет меня желать большего, но подводит меня к краю.
Эта женщина заставляет меня хотеть.
Она заставляет меня изливаться спермой, как никогда раньше.
Даже после двух замечательных детей ее киска все еще тугая и такая сладкая.
— Скажи мне, как ты этого хочешь, — требую.
— Жестче, — выдыхает она.
— Скажи как надо.
— Жестче, пожалуйста!
Я шлепаю по ее заднице, и она вскрикивает. Держу ее за бедро и отпускаю ее волосы, затем толкаю Лондон на кровать, выгибая ее спину так, что перед моими глазами нет ничего, кроме ее круглой задницы. Я вытаскиваю свой член, наслаждаясь видом. Рассматриваю розовую щель между ее ногами, как она сжимается, просит; дрожащие от напряжения ноги.
Наклоняюсь к ее заднице и раздвигаю ягодицы. Лонни пытается отстраниться, но я крепко держу ее, провожу языком от аппетитной сморщенной дырочки к клитору. Затем снова возвращаюсь к анусу, и она вздрагивает. Ухмыляюсь. Вчера я хорошо развлекся с этой дырочкой.
Глубокие стоны Лондон заполняют комнату. Я держу одну руку на ее бедрах, а другой поглаживаю член. Я мог бы кончить и так, наблюдая, как она извивается в предвкушении, от сладкого вкуса ее соков на языке, просто от вида ее тела, желающего кончить. Но не хочу.
Я тянусь к тумбочке, где лежат наши маленькие сокровища. Вытаскиваю жемчужные наручники, сделанные специально для нас, переворачиваю жену на спину и надеваю их на ее запястья. Завожу ее руки над ее головой и бормочу:
— Держи руки там, — и вхожу. Ее стенки влажны, они ждут меня. Ее тугая, чувствительная плоть обхватывает мой член и пульсирует. Она выдыхает мое имя.
— Черт, Красная. — Мой хриплый голос, заставляет ее переместить руки, но я возвращаю их туда, где они должны быть. — Твоя киска никогда не разочарует меня, детка. Она всегда готова. Но мне нужно, чтобы ты держала свои руки там.
Игнорируя меня, Лондон приподнимает голову, садится и закидывает руки на мою шею. Наши губы соединяются. Она хочет разрядки. Она устала от поддразнивания. Мы устали от
