Не доходя до крыльца, остановился. На встречу мне бежала Ксюша с распростёртыми объятиями.
Чуть не парализовало снова.
Никогда! Ни разу ещё никто так не радовался моему приходу. Вот почему эта девчонка так вцепилась в меня? Что во мне может привлекать ребёнка настолько, что он захочет называть меня отцом?
— Папа! Ты пришёл! — бросается к моим ногам и, обхватив их, замирает.
Дико всё это.
С ума сойти просто, как дико.
Я ведь ничего хорошего ей не сделал. Она даже не понимает ещё, что я могу быть полезным её матери. Так откуда эта слепая привязанность? За что, блять, такое доверие?!
Из ступора выводит детский всхлип и я чувствую, как по позвоночнику пробегает ток, а перед глазами прыгают красные точки, как случается каждый раз, когда начинаю сатанеть.
— Что случилось, Ксюш? — с трудом отрываю её от себя, приседаю напротив. — Кто тебя обидел?
— Рыжий, — хлюпает носом и поднимает на меня взгляд своих красивых, огромных глаз. — Ты накажешь его?
И смотрит с таким восхищением, как будто я уже порешил всех её обидчиков. Хотя, конечно, тут такой номер не прокатит. Дети всё-таки.
— Где он?
Ксюша показывает пальцем на беседку за зданием школы и сутулится.
— Жди меня здесь.
Подхожу к беседке ближе, замечаю там Сашку и ещё двух сопляков, что как-то совсем не по дружески его толкают.
Крысы малолетние — вдвоём на одного.
Иду дальше, повторяя про себя, что это дети и лупить их нельзя. А жаль. Я бы преподал пару физических уроков молодежи. От души так, с оттяжечкой.
— Ну и где же твой папашка? Я ж говорил, у него отец алкаш! — гогочет рыжий подросток, на что Сашка отвечает ему качественным таким матом и бросается в драку, но в этот момент второй сопляк со спины бьёт парня по ногам и тот со стоном падает на колени. — А мать «утки» выносит из-под шизиков, — не унимается рыжий и я чувствую, как сами по себе сжимаются кулаки.
Хватаю двух утырков за шкирки и дергаю на себя. Пацаны испуганно замирают, а Сашка поднимается на ноги и, увидев меня, хмурится.
— Я его отец. Какие вопросы? — обращаюсь к охреневшим соплякам, рисуя в подсознании образ Ксюши, чтобы не психануть.
— Никаких… Мы просто… Шутили… Извините, — лопочет рыжий утырок, а Сашка расплывается в торжествующей улыбке.
— Чтобы я больше не видел вас, а то задницы надеру! — отшвыриваю от себя пацанов и те в мгновение ока испаряются.
— Спасибо, — удивлённо тянет Сашка и воровато оглядывается по сторонам. — Вы только маме не говорите. Ну… Что я драться с ними начал. Они Ксюху беспризорщиной обзывали.
Нет, этот парень однозначно заслуживает уважения. Быть может, даже возьмусь за его воспитание.
— Ты правильно сделал. Только в следующий раз сначала бей того, что сзади. Пойдём. В гости вас к себе заберу.
*****
— Ты здесь живешь?! — мелкая пораженно застыла у порога и мне пришлось поднять её на руки, чтобы зайти во внутрь.
— Тебе что-то не по душе? — вопрос, конечно, риторический — вон как восхищённо разглядывает дом.
— Очень красиво… Я в кино про богатую тётеньку видела такой… — шептала заворожено и вертелась у меня в руках.
Оглянулся вокруг. Ну да, вполне неплохо живу. Без особых понтов, конечно, но много ли ребенку надо, чтобы впасть в состояние шока?
Опустил её на пол и повернулся к пацану. Тот угрюмо повесил голову, лишь изредка поднимая на меня взгляд.
Да, с этим подростком будет не легко. Но, в любом случае, подход к нему я искать не собираюсь. Пусть сам притирается ко мне, не младенец. Да и деваться ему некуда, как, впрочем, и мне.
— Проходите. Сейчас покажу вам ваши комнаты, а потом поедим, — про себя подумал, что надо бы поторопить няньку, которая где-то затерялась.
Ксюша по-деловому закатала рукава вязаной кофточки, чем вызвала у меня улыбку.
— А где у тебя ванная? Нам руки надо помыть.
Спустя час, мы с малышкой, наевшиеся до отвала, сидели на ковре в окружении её рисунков. Ксюша показывала мне всё, что нарисовала за день и я, признаться, был поражён. Сколько трудолюбия в этой мелочи.
Не то, чтобы её каракули были особенными и чем-то отличающимися от каракулей других детей, но упорство этой девчонки меня сразило наповал. Она сильная, непоколебимая и похрену ей, что рисовать не умеет. Она уверена, что рано или поздно получится, идёт напролом и это достойно уважения.
— Я хочу тебя отправить в художественную школу, как на это смотришь? — задал вопрос, опять же, не требующий ответа, потому как радости во взгляде девчонки было предостаточно.
— Папочка! — мелочь залезла мне на колени прижалась к груди. — Пообещай мне, что никогда нас не бросишь?
Вот это номер.
У меня даже дар речи пропал.
Одно дело позволить называть себя отцом, а совсем другое давать какие-то обещания. Я не даю обещаний, которые не смогу сдержать. Никогда.
— Пап? — напомнила о себе маленькая нахалка и подобралась, видимо, всё же ожидая ответа.
— Ну замечательно, бл… — заткнулся на полуслове, впервые в жизни не зная, что сказать.
— Пап? — повторила уже требовательнее, даже с жёсткими нотками. — Пообещай!
Как-то дико это. Дико, мать его! Мне мелкая, сопливая девчонка раздаёт приказы!
— Понимаешь, Ксюш, не всё в этом мире возможно. Не все мечты сбываются, а планы часто рушатся. И многое зависит не от нас. Я не могу тебе дать слово, которое, возможно, не сдержу.
Мелкая часто заморгала и как-то чересчур трагически всхлипнула. Меня аж передёрнуло от внутреннего протеста, но рот уже открылся, а слова приготовились слететь с языка. Лучше бы я немой был, как Герасим.
— Хорошо! Обещаю! Довольна? — возникло такое ощущение, как будто мои яйца взяли в тиски, и это только один всхлип!
На что же я пойду, если она заплачет?!
— Да, — Ксюша расплылась в радостной улыбке, а Варламов сволочь последняя. То есть, когда был здоров - по бабам бегал, а как заболел…
- Юля, - бросив на неё укоризненный взгляд, отвернулась. - Знаю я всё. Понимаю всё. Но бросить его сейчас, когда он в такой ситуации… Нет. Я не смогу.
- Ну и дура. Ты вот сама его и разбаловала, ага. А он теперь из тебя верёвки вьёт. Пусть та сумасшедшая, которую трахал, за ним теперь и ухаживает. А тебе теперь вон даже нажраться нельзя. Третий ребёнок… Это же с ума сойти. Или четвёртый? Ну, вместе с Варламовым.
Подруга отсалютовала приглянувшемуся официанту бокалом с шампанским и залпом его
