Вот теперь уже полковник Дашко точно знал, что перед ним никакой не Иванов. Ежели повспоминать полковников, кои признаны Героями войны, то можно всех поименно припомнить. Но Дмитрий Николаевич голову ломать не стал – он уже понял, кто перед ним.
– Вы чай как предпочитаете? В чистом виде? Или с ромом?
– А нельзя ли, Дмитрий Николаевич, по-отдельности?
– В том смысле, что ром – отдельно и чай – отдельно? – уточнил Дашко, а потом заговорщически улыбнулся: – Может, водочки?
– Водки? С утра? – удивленно протянул Иванов. Потер ладонью высокий лоб, махнул рукой: – А, давайте!
Господа полковники переглянулись и, словно сговорившись, захохотали.
«Нашенский человек, хоть и немец!» – с облегчением подумал Дашко и крикнул денщику: – Силантий, неси завтрак.
Дашко не стал расспрашивать – каким Макаром блестящий командир полка Пестель стал мятежником и каково ему было ходить в шкуре государственного преступника.
– Как я понимаю, с капитаном Майбородой вы знакомы? – прожевывая щепотку капусты, спросил Дашко. – Вроде вы его в тайное общество приняли, а он на вас начальству рапорт накатал?
– Так и в формуляре сказано? – удивился Павел Иванович, занятый выковыриванием косточки из бараньей котлетки.
– Да нет, – мотнул головой Дашко. – Там сказано – переведен за неблагонадежностью, да за растрату казенных денег. Ну да как командир полка сами его формуляр прочитаете. А про общество мне в корпусе сообщили. Прибавили еще – мол, командир баталиона из тех, кто на свое начальство рапорты пишет. Мол, Пестель оного офицера в общество принял, а он его и предал. Верно, отличиться хотел. Ан не вышло. А у нас же знаете, как бывает? Доносчику – первый кнут! И вот еще что… – подумав, сказал командир дивизии, глядя в глаза собеседнику: – Понимаю, Павел Иванович, что дело неприятное… но все-таки нам с вами дальше служить.
– Хотите меня расспросить, не собираюсь ли я тайные общества устраивать да против государя бунтовать?
– Боже упаси! – отшатнулся Дашко. – Про это и в голову не пришло бы. Знаю, наказаны были, чинов-званий лишены, но боевые награды вам государь оставил, а вы в ополчение нижним чином ушли. Чего тут спрашивать-то? Я у вас про этого капитана хотел спросить. Понимаю, ваш подчиненный, но и мне теперь знать положено – что за вольности с казенными деньгами он себе позволял.
Иванов немного поколебался. Впрочем… Прав ведь командир дивизии. Придется рассказывать.
– Капитана Майбороду я в Петербург посылал, припасы для полка покупать, – начал полковник рассказ. – Вижу, спросить хотите – мол, разве в Тульчине провизии не нашлось, так сразу и скажу – оттого в столицу он и послан был, чтобы внимание не привлекать. К тому ж поручено ему было – ту провизию по дороге от Петербурга по всему пути следования разместить.
– Планировали полком на столицу идти? – догадался Дашко. – Провиантские склады готовили?
– Готовил, – кивнул Иванов. – Чего уж теперь врать-то? Да я про то и князю Голицыну говорил, который следствие вел.
– А деньги, стало быть, Майборода прокутил?
– В карты проиграл. И полковые две тысячи, и наши, что среди офицеров собрали. Всего – шесть тысяч рублей.
– И что, покрыли его?
– А что делать? – пожал плечами Иванов. – Если под суд отдавать, сразу вопрос возникнет – откуда столько денег, кто дал, на что потратить хотели? А так составил я акт, что провизию капитан купил, офицеры подписали. Пришлось свои две тысячи вкладывать. А что делать? Казенные деньги счет любят.
– А как с провиантскими складами? – поинтересовался Дашко.
– Раз решили обустроить, обустроили. Юшневский с Волконским озаботились, денег нашли, провизию закупили. Ну, а я уж надежных людей искал, чтобы все сделать. Четыре склада, из расчета на две пехотные дивизии. Я когда мещанином Ивановым стал, да в ополчение пошел, письмо государю написал, а там подробно отметил – где и какие склады размещены. Ну, что-то мыши сожрали, но много чего в целости и сохранности. Михаил Павлович очень меня потом благодарил.
– Павел Иванович, вам чин полковника когда возвратили? – поинтересовался Дашко. – Я ведь почему спрашиваю, – пояснил командир дивизии, – что мне надобно старшинство в чине знать. Формуляр-то ваш мне не дали, он в корпусном штабе лежит.
– А мне его не возвратили, – усмехнулся Павел Иванович. – Пока в ополчении был, унтер-офицером числился. Потом, после Смоленска, когда я в госпитале лежал, указ от государя приходит – наградить унтер-офицера Иванова орденом святого Владимира третьей степени и присвоить оному Иванову звание полковника. А почему и за что – Бог ведает. Госпитальное начальство и лекари чуть с ума не сошли – я ведь в палате для нижних чинов лежал.
– А фамилию?
– А чем плоха нынешняя? Я ведь пока в госпитале лежал, православие принял. От того Пестеля, что был, у меня только ордена и остались. Я вот что теперь думаю… – начал Иванов. Посмотрел на графинчик с водкой, решая, не налить ли еще, но передумал, продолжил рассказ: – Так вот, думаю, что лучше бы было, если бы моих, скажем так, соратников на Сенатской площади разгромили. Нас, главных закоперщиков, расстреляли бы. Малой бы кровью обошлись. Начинаю задумываться – получается, я виноват. Первое время застрелиться хотел, но это уж слишком бы просто было.
– А вы-то тут причем? Вас и в Петербурге-то не было, – искренне удивился Дашко и тоже покосился на графинчик. Решив, что от второй рюмочки худа не будет, на правах хозяина дома и старшего по должности разлил. – Давайте, Павел Иванович, на вторую ногу, да пойдемте полк принимать как положено. И не тужите попусту. Коли Господь так распорядился, значит, так ему угодно.
Едва господа обер-офицеры выпили, как в комнату без стука ввалился денщик.
– Ваши высокородия, беда! Его благородие капитан Майборода руки на себя наложил!
Полковники переглянулись, перекрестились и потянулись за шинелями.
Застегивая портупею со шпагой, Дашко флегматично изрек:
– Верно говорят – Бог шельму метит.
– Так-то оно так, – согласился Иванов. – Но мне теперь нового командира баталиона искать придется. А этот, хоть и казнокрад был и доносчик, но дело свое знал.
Капитан Майборода выбрал странный способ свести счеты с жизнью. Вместо того чтобы застрелиться, как подобает офицеру, он закололся кинжалом. Точнее – приставил к сердцу клинок и упал на него[16].
Полковник Дашко, наблюдая, как полковой лекарь проводит осмотр тела, печально изрек:
– Теперь еще о похоронах хлопотать придется. А ведь не разрешат его на кладбище-то хоронить. Вот не было мороки… Впрочем, – оживился он, – вы же теперь полковой командир. Вам, Павел Иванович, и рапорт на имя государя писать.
– Ну, что же делать, – кивнул Иванов. – Не привыкать, чай, бумагу-то марать.
– Лучше бы его на дуэли убили, что ли, – в
