Очкарик уже собирался выходить из кабинета, когда неожиданно развернулся:
— Товарищ майор, вы не забыли, что у начальника через десять минут совещание?
Костя покосился на часы на стене.
— Сейчас иду.
Он задумчиво потер подбородок:
— Я отлучусь на часок на совещание. Ты меня обязательно дождись. Все равно твоя сестра раньше, чем через два часа не приедет. Погуляй пока по городу, только недалеко. Сейчас, Володя, я тебе пропуск выпишу.
Костя достал из стола бумагу, что-то написал, и поставил печать.
— Все, пока гуляй. Если вернешься и кабинет будет закрыт, подожди немного в коридоре, на стульчике. У тебя же нет мобилы?
— А что такое мобила?
Костя взял со стола черный футлярчик с кнопками:
— Телефон мобильный. Довольно удобная штука.
— Беспроводный телефон, вроде рации? Сейчас такие в милиции выдают?
— Сейчас почти у каждого первоклассника есть. И запомни. Не милиция, а полиция. Переименовали давно. Ладно, я побегу, а то полковник Нечаев ждать не любит…
Мы вышли из кабинета одновременно. Я показал внизу дежурному пропуск и вышел на улицу, в жаркий июньский день две тысячи девятнадцатого года…
Все это пока не укладывалось в моей голове.
И как же я сразу не догадался, что нахожусь в будущем! Хотя бы по огромному количеству иномарок, интересной архитектуре зданий и яркой одежде прохожих…
Я присел на скамейку, неподалеку от отделения полиции, и обхватил голову руками. Что же со мной произошло? Кто теперь вернет мои тридцать лет жизни, которые пронеслись мимо в одно мгновение? Что я буду теперь делать, практически, еще мальчик в теле взрослого мужчины? И конечно, меня настораживало время, в которое я попал: полиция, капитализм, иномарки, все так совсем не похоже на Советский Союз конца восьмидесятых. Чем живут сейчас люди? Что ими движет, какие идеи?
Привстав со скамейки, я решил немного пройтись по улице. Из стеклянного огромного магазина приоткрылась дверь и носатый охранник, в черной униформе, вытолкнул на улицу чернявого мальчишку:
— Пошел отсюда, урод! Еще раз увижу — в полицию отведу.
Мальчишка что-то пробурчал под нос и перешел на другую сторону улицы.
Я заинтересовался и направился прямо к нему:
— За что он тебя так?
— Хотел шоколадку стырить, — недовольно сморщился мальчишка.
— Воровать совсем нехорошо. Что, денег нет купить?
— Нас у мамки четверо. Она медсестрой в поликлинике работает. Зарплаты едва на простые продукты хватает. Мы конфеты только на Новый год и видим… а хочется иногда сладенького, — мальчишка шмыгнул носом. — И сестренок хотел угостить…
— А отец твой где?
— Батя сидит. Работал в лесничестве, они с мужиками несколько прицепов дров налево пихнули — по два года дали… Другие, вон, миллиардами воруют и все им с рук сходит…
— Кто это миллиардами ворует?
— Дядя, а вы что, из полиции? Чего это вы меня допрашиваете?
— Да нет. Я, если честно, почти твой ровесник. Ты лучше скажи, как сейчас пионерия поживает?
— Тоже скажете… ровесник. А пионеров уже давно отменили. Вы что, с Луны свалились?
— Как отменили? А кто же тогда есть? Комсомольцы хоть остались?
— Дядя, ты откуда вообще приехал? Нет давно ни пионеров, ни комсомольцев…
— И коммунистов тоже нет… — сзади раздался глухой скрипучий голос, — по крайней мере настоящих коммунистов, а не этих брехунов…
Сзади стоял старик с красным лицом, в строгой серой сорочке.
— Мужчина, а вы почему к мальчику пристали? Вы не педофил, часом? А то отделение полиции тут совсем рядом…
Мальчишка хмыкнул и быстро зашагал в сторону городского парка.
— Меня… в стране долгое время не было. Послушайте… а почему отменили пионеров и комсомольцев?
Старик подозрительно посмотрел на меня:
— А вы что, тридцать лет спали?
— Можно и так сказать.
— Ну тогда иди и дальше спи. Придурок.
Старик пожал плечами и направился в сторону магазина.
Я немного постоял, и тоже решил зайти поглазеть в этот огромный магазин.
Носатый охранник возле входа подозрительно покосился на меня.
Магазин и вправду оказался довольно забавный. Длинные полки были под завязку забиты различным товаром. Люди ходили между рядов прямо с металлическими тележками на колесиках и бросали в них упаковки с продуктами. Я случайно наткнулся на длинную полку со спиртными напитками, на которой стояло не менее сотни различных сортов вина.
Молоденькая продавщица, со смешным хвостиком, меняла ценники под бутылками.
— А что, сухой закон уже отменили? — осторожно поинтересовался я.
— Конечно… — улыбнулась она.
— Неужели и днем спиртное продают?
— Продажа спиртных напитков разрешена с восьми до двадцати двух ноль ноль, — сухо сказала девушка и отвернулась.
Я вспомнил, что отец перед майскими праздниками почти два часа простоял в очереди, чтобы купить бутылку водки. А мама, однажды, перед Новым годом, с пяти утра и до обеда простояла, чтобы купить конфет и колбасы на праздник.
Здесь же прилавки ломились от изобилия колбасы, сыров и морской рыбы. Сортов конфет оказалось просто невероятно много, даже глаза разбежались. Я вспомнил, что с раннего утра у меня маковой росинки во рту не было, и решил немедленно выйти из магазина, чтобы не соблазниться, как тот мальчишка, и не положить незаметно шоколадку в карман…
Конечно, это несомненный плюс, что в будущем такое изобилие продуктов и не надо стоять в многочасовых очередях…
День сегодня выдался довольно жарким. Молодежь толпилась в городском парке на скамейках, прячась в тени деревьев. Один карапуз, лет пяти, бегал по круглому высокому бордюру вокруг фонтана, подставляя руки под рассеивающие брызги.
— Коля, немедленно спустись! — крикнула молодая женщина с коляской.
Но малыш, будто назло матери, разогнался еще сильнее, не удержался на повороте и плюхнулся прямо в воду.
— Коля! — истерично заорала женщина.
Мальчишка бултыхался в воде, неуклюже пытаясь выплыть. Парень с девушкой, которые обнимались на скамейке, одновременно вытащили свои маленькие телефончики.
— Анька, снимай, у тебя камера лучше… во умора, пацан в фонтане барахтается… — хмыкнул парнишка.
Никто даже не торопился на помощь пацаненку.
— Да помогите кто-нибудь! — истошно заорала женщина с коляской, — люди, помогите!
Я подбежал и тут же прыгнул в фонтан. Глубина в нем оказалась довольно приличная. Мне выше пояса, а мальчишке до подбородка, он уже успел нахлебаться воды и откашливался. Оказалось, пацанчик зацепился штаниной за круглую трубу, и потому сразу не смог выбраться. Я отцепил его, взял на руки и вытащил на бордюр.
— Спасибо вам огромное! — поблагодарила женщина, крепко вцепившись в руку пацану, — Коля, немедленно пойдем домой, больше тебе никакого парка не будет!
— Ну ма-ам… — заканючил малыш, шагая в мокрой одежде по разноцветной брусчатке парка.
— Коля, одежу сними и выжми… — крикнул я вслед.
Меня поразило, что никто из молодежи не побежал спасать мальчишку. Что, у них совсем нет совести и человеческого сострадания? Я зашел за ближайшие кусты, выжал брюки, и развесив их на дереве, задумчиво присел на траву.
Небритый пожилой мужик, в рваной рубашке, медленно подошел и уставился на меня:
— Ты чего тут делаешь?
— Брюки сушу.
— Охренеть можно…
Он присел неподалеку:
— Слушай, мужик, двадцатки не будет? Хлеба хочу купить.
— Нет у меня денег. С самого утра тоже ничего не
