К счастью, Аль-Сигни была в равной степени вежлива и эффективна, и она очень быстро выпускала заключения об отчетах Сиф. Но Джилан была человеком и нуждалась хотя бы в пяти часах ежесуточного сна. А это означало, что некоторым грузовозам придется проводить какое-то время в режиме ожидания. Из-за этого их навигационные компьютеры нервничали еще сильнее.
<\\> ИИ.СО.ЖАТВЫ.СИФ >> ДКС.ВКИ№-00481361
<\ ВНИМАНИЕ, «Не кантовать!»
<\ ВЫ ДОЛЖНЫ СОХРАНЯТЬ НЕОБХОДИМУЮ СКОРОСТЬ.
Сиф видела, что «Не кантовать!» находится на верной траектории, но его скорость начала падать. Снижение было незначительным (менее пятисот метров в минуту), но в случае, когда требуется держать скорость планеты, любое замедление неприемлемо.
<\ «НЕ КАНТОВАТЬ!», ВЫ МЕНЯ СЛЫШИТЕ?
<\ СВЯЖИТЕСЬ С ЖАТВОЙ ПО ЛЮБОМУ КАНАЛУ. \>
Ответа не последовало, и Сиф теперь знала, что грузовоз наверняка не успеет на рандеву.
Она начала анализировать множество проблем, которые могли привести к падению скорости «Не кантовать!», как вдруг корабль исчез с радара. Точнее сказать, единичный объект, которым был «Не кантовать!», неожиданно превратился в сотню миллионов малых объектов.
«А если кратко, – решила Сиф, – корабль взорвался».
Она отметила время: далеко за полночь. ИИ не знала, спит ли Аль-Сигни в отеле в Утгарде, но все равно вызвала ее.
– Доброе утро, Сиф. Чем могу помочь?
Джилан Аль-Сигни сидела в своем номере за письменным столом. Передаваемая из гостиницы полноцветная картинка показывала, что женщина одета в тот же коричневый брючный костюм, как и в прошлую встречу. Но костюм был идеально выглажен, а длинные черные волосы собраны в плотный пучок. Оглядев фон, Сиф обнаружила, что постель нетронута.
– Что-то случилось? – спросила Аль-Сигни тоном, в котором слышалась тревога.
– Мы потеряли еще один корабль, – сказала Сиф, отправляя соответствующие сведения по мазеру.
Она отметила, что плечи Аль-Сигни немного опустились, а челюсти чуть разжались. Ничуть не удивленную новостью женщину сообщение, казалось, успокоило, словно она предчувствовала потерю грузовоза и лишь ждала вести об этом.
– Название и маршрут следования? – спросила Джилан, потянувшись к коммуникатору.
– «Не кантовать!» Курс с Марса через Предел.
– Поблизости находилось более тридцати кораблей, – задумчиво сказала Джилан. Она медленно провела пальцем по экрану, пытаясь найти полезные закономерности в данных, полученных от Сиф. – Почему именно этот?
Согласно документам, «Не кантовать!» вез прототип «йотуна». Пока «аргус» Сиф не даст оценку расширяющегося поля обломков, у нее не будет убедительных доказательств того, что не это причина взрыва. Проверив сведения по другим ближайшим фрахтовикам, ИИ убедилась, что большинство перевозило потребительские товары. На некоторых были запчасти для «йотунов» и сельскохозяйственных машин. Но когда Сиф уже хотела сообщить о прототипе как о единственной значимой разнице между грузами, она заметила нечто довольно необычное.
Однако губы Джилан уже задвигались, и в соответствии с протоколом ИИ промолчала. Высокомерным и неприемлемым считается прерывать человека, напомнили ей алгоритмы. И Сиф постаралась не чувствовать досады, когда Аль-Сигни забрала себе всю славу их общего прозрения. Зеленые глаза женщины сверкнули.
– «Не кантовать!» был единственным кораблем с капитаном. С настоящим человеческим экипажем.
Глава 7
Жатва, 16 января 2525 года
Как только рекруты первого взвода позавтракали и отнесли подносы на мойку, Эйвери повел их на ежедневный марш-бросок: десять километров в одну сторону и десять обратно вдоль шоссе Гладсхейма. За две недели физических занятий они привыкли к невыразимо скучной тропинке на ровных пшеничных полях. Но до сегодняшнего дня рекруты ни разу не отправлялись в поход в полной выкладке – с двадцатипятикилограммовым рюкзаком. И к тому времени, когда Эпсилон Инди начала немилосердно жечь с утреннего неба, марш-бросок превратился в суровое испытание.
Он был пыткой и для Эйвери, который после возвращения из дома не занимался физической подготовкой. Долгие перелеты в криосне от Эпсилон Эридана до Солнечной системы, а оттуда до Эпсилон Инди оставили «морозный ожог». Это мучительное ощущение – словно булавки и иглы вонзаются в тело – вызвано разрушением в мышцах и суставах фармацевтических средств, применяемых при криосне. И сейчас Эйвери чувствовал глубокую пронизывающую боль в коленях и плечах из-за изматывающего похода – хуже, чем когда-либо прежде.
Эйвери поморщился, сняв рюкзак. Однако скрывать от взвода ощущения не составляло труда: тридцать шесть человек, собравшиеся у флагштока, были слишком изнурены. Эйвери обливался по́том, но остальным было еще хуже: одного из них вырвало взбунтовавшимся завтраком. Это вызвало цепную реакцию, и вскоре почти половина взвода лежала на гравии и громко блевала.
Рыжеволосый Дженкинс, новобранец, согнулся пополам прямо перед Эйвери. Уперевшись тонкими руками в колени, он издал звук, похожий одновременно на кашель и крик. Ниточка слюны протянулась к плохо зашнурованным ботинкам. «Будут волдыри», – нахмурился Эйвери, глядя на болтающиеся шнурки. Но еще он знал, что Дженкинсу грозит нечто более близкое и опасное: обезвоживание.
Морпех вытащил пластиковую бутылку из рюкзака и сунул в трясущиеся руки рекрута:
– Пей понемногу.
– Есть, штаб-сержант, – тяжело дыша, проговорил Дженкинс, но не шелохнулся.
– Выполняй приказ, рекрут! – рявкнул Эйвери.
Дженкинс резко выпрямился, едва не упав на костлявую задницу из-за тяжелого рюкзака. Его впалые щеки надулись, когда он, открыв бутылку, сделал два больших глотка.
– Я сказал «понемногу», – проговорил Эйвери, сдерживая злость. – Иначе будут спазмы.
Эйвери знал, что колониальное ополчение – это не морпехи, но ему было трудно занизить ожидания от подчиненных. Приблизительно половина из них прежде служила в полиции и других аварийно-спасательных формированиях Жатвы, так что по крайней мере морально они были подготовлены к трудностям начальной боевой подготовки. Но эти люди были старше сорока лет и находились далеко не в отменной физической форме.
Не лучше обстояли дела и с молодыми вроде Дженкинса. Многие выросли на фермах, но, поскольку всю тяжелую работу на Жатве выполняли «йотуны», рекруты были физически не готовы к нелегкой солдатской службе, как и люди постарше.
– Хили! – позвал Эйвери, показывая на ботинки Дженкинса. – У меня тут пара ног в пузырях.
– Это уже третья, – отозвался медик. Он протягивал бутылки с водой двум пухлым рекрутам средних лет с обожженными солнцем лицами. – Дасс и Абель такие жирные. Мне кажется, они износили носки до дыр.
Медик специально говорил громче, чтобы слышал весь взвод, и некоторые, не исторгшие свой завтрак (а с ним и чувство юмора), тихо рассмеялись над глуповатой шуткой.
Эйвери нахмурился. Он не мог решить, что расстраивало его больше: то, что Хили продолжал паясничать, разрушая деловой настрой, который морпех пытался создать, или то, что медик уже знал всех рекрутов по именам, а Эйвери приходилось сверяться с бирками на нагрудных карманах оливковых повседневных рубашек.
– Если хватает сил говорить, то хватит и ходить! – отрезал Эйвери. – Возьмите воду. Я хочу слышать только звуки питья. Которые, чтоб вы знали, абсолютно ни на что не похожи!
И тут же тридцать шесть прозрачных пластиковых бутылок задрались донышками к небесам. Особенно Дженкинсу хотелось остаться