– Примирение, – прорычал Маккавеус, встав в кольцо из полированного нефрита.
– Третий! Смирение и братство!
Несмотря на растущий голод, стая и не думала прерывать вождя, который вершил ритуал Прогрессирования Веков, благословляя мясо и воздавая хвалу за благополучный выход из гиперпространства. Менее дисциплинированные джиралаханаи быстро потеряли бы терпение и вцепились в аппетитного зверя, не думая о последствиях.
– Открытие! – проревел вождь, становясь в жеодовое кольцо.
Распиленные пополам камни впились в подошвы, как крохотные разверстые рты.
– Четвертое! – отозвалась стая. – Удивление и понимание!
– Обращение!
– Пятое! Покорность и свобода!
– Сомнение!
– Шестое! Вера и терпение!
Наконец Маккавеус добрался до последнего кольца, для которого cан’шайуум щедро пожертвовали сверкающие пластины с неизвестного божественного сооружения. Не было для верующих на борту «Быстрого преобразования» ничего драгоценнее этих блесток из сплава предтеч. Маккавеус вошел в кольцо осторожно, чтобы не наступить на них.
– Восстановление! – завершил он благоговейно.
– Седьмое! Странствие и спасение! – вторила стая громче, чем прежде.
«Семь колец для семи веков, – подумал вождь, – чтобы мы помнили Ореолы и их божественный свет». Как и все верующие Ковенанта, Маккавеус считал, что однажды пророки найдут священные кольца и используют их для начала великого странствия – исхода из бренного бытия, как ранее это сделали предтечи.
Но сейчас его стая поест.
– Хвала святым пророкам! – пропел он. – Да сбережем мы их, пока они ищут путь!
Его стая опустила руки и откинулась назад. К этому времени их накидки напитались горько пахнущим по́том. Один джиралханай повел плечами, другой почесался, но все безропотно ждали, когда вождь возьмет свою порцию. Мясистые бедра, мощные ребра или даже хилые передние ноги были популярным первоочередным выбором. Но у Маккавеуса было необычное гастрономическое предпочтение: меньший из пяти шипов на изогнутой спине животного.
При правильном приготовлении (а в том, что повара не оплошали, вождь убедился, покрутив шип в суставе) этот отросток вырывался из основания шеи вместе с мышечной основой. Шар нежного мяса на хрустящем промасленном конусе – и закуска, и десерт. Но в тот момент, когда вождь жадно поднес лакомство ко рту, он ощутил дребезжание на поясе. Переложив шип в другую руку, Маккавеус включил устройство.
– Говори! – пролаял он, сдерживая гнев.
– Потерпевшие крушение уже на борту, – доложил офицер безопасности «Быстрого преобразования», второй по старшинству на корабле.
– У них есть реликты?
– Не могу сказать.
Маккавеус макнул шип в миску с соусом на краю блюда.
– Ты обыскал их?
– Они отказываются выйти из капсулы.
Маккавеус стоял так близко к блюду, что его ноздри полнились ароматом мяса. Аппетит был зверским, но вождь хотел насладиться первым куском, не отвлекаясь.
– Так вытащи их.
– Ситуация сложная. – Голос офицера звучал и взволнованно, и виновато. – Я думаю, вождь, тебе следует взглянуть на это самому.
Будь это любой другой джиралханай, Маккавеус сделал бы ему выговор и приступил к трапезе. Но офицер приходился вождю племянником, и пусть родственные узы не отменяли субординации (все члены стаи должны блюсти высокие принципы дисциплины), но Маккавеус не сомневался: если племянник говорит, что ситуация требует присутствия дяди, значит так и есть. Он вынул шип из миски и откусил, сколько влезло в рот. Вождь не стал пережевывать, а просто позволил мраморному мясу неторопливо соскользнуть по пищеводу.
– Начинайте, – разрешил он, покидая голодную стаю. – Только не забудьте оставить мою долю.
Маккавеус сорвал накидку и швырнул ее слуге, стоявшему у вторых металлических дверей напротив кухни. За ними уже не было традиционных украшений вроде тех, которыми изобиловала трапезная. Как и коридоры почти всех кораблей Ковенанта, этот имел гладкие поверхности, купающиеся в мягком искусственном свете. Единственное отличие состояло в том, что больше дефектов бросалось в глаза: на потолке перегорела часть световых полос, мигали голографические дверные замки, а ближе к концу коридора протекал охладитель. Труба так давно не обслуживалась, что зеленоватая жидкость струилась по стене и собиралась на полу.
Наконец Маккавеус дошел до гравитационного лифта. Тот не работал, вернее сказать, он не работал с того дня, когда вождь вступил во владение кораблем. Круглая вертикальная шахта лифта проходила через все палубы «Быстрого преобразования», но сангхейли удалили схемы, контролирующие антигравитационные генераторы. Та же судьба постигла схемы плазменной пушки крейсера и множество других сложных систем.
Причина такого массового уничтожения технологии объяснялась просто: сангхейли не доверяли джиралханаям.
Когда раса джиралханаев проходила проверку, некоторые высокопоставленные сангхейли сообщили Верховному совету о своих подозрениях, что стайный менталитет джиралханаев неминуемо приведет к конфликту между двумя видами. Эти сангхейли утверждали, что доминантные джиралханаи всегда рвутся на вершины власти, и не верили, что жесткая иерархия Ковенанта сдержит их естественные амбиции. Пока они не докажут свою покорность, следует «агрессивно поощрять» их мирные побуждения. Аргумент был разумным, и Верховный совет наложил четкие ограничения на технологии, которыми могут пользоваться джиралханаи.
«Ну а мы, – подумал Маккавеус, – поступились своей гордостью ради высокой цели». Вместо того чтобы голографическим переключателем вызвать подъемник (одну из дозволенных замен гравилифта), вождь развернулся и скользнул на одну из четырех лестниц, равномерно размещенных вокруг шахты.
Как и двери и балки трапезной, конструкция лестниц относительно проста. Хотя ступеньки стерты до блеска, на перилах имеются неровности, свидетельствующие о поспешном изготовлении. У каждого марша между палубами отсутствуют некоторые ступеньки, но это препятствие легко преодолевается прыжком вверх или вниз, в зависимости от направления пути. Для мускулистых джиралханаев это не столько неудобство, сколько упражнение.
Маккавеус понимал, что обремененные баллонами унггои, пыхтящие и страдающие на лестницах, могут иметь другое мнение на сей счет. Но низкорослые существа были чрезвычайно подвижными, и когда вождь начал спуск в ангар, одно из них перескочило на другую лестницу, пропуская его. Такая ловкость унггоев делала лестницы более практичными, чем лифт, который ограничивался поездками наверх или вниз.
Маккавеус считал, что у лестниц есть еще одно преимущество: они не дают воспарить гордыне.
Прежде чем стать капитаном «Быстрого преобразования», вождь был вынужден провести экскурсию для делегации сангхейли, убедить их, что он не восстановил ни одну из запрещенных систем. Но у делегации в повестке был еще один пункт. Сразу после того, как два начальника и их охранники из гелиосов поднялись на борт, на Маккавеуса посыпались придирки. Комиссии не понравился размер ангара, откуда началась экскурсия: здесь-де может поместиться лишь несколько судов, да и то малоразмерных.
Список недостатков рос, но Маккавеус лишь вежливо кивал, медленно ведя гостей к шахте. Второй начальник похвастался, что гравитационные лифты теперь устанавливаются повсюду, даже на самых маленьких кораблях сангхейли, а первый иронически отметил, что лишь на подобных «Быстрому преобразованию» судах, больше пригодных для учебных стрельб, можно увидеть устаревшие механические лифты.
– А учитывая качество экипажа, – презрительно добавил сангхейли еще одну строку отрепетированной критики, – сомневаюсь, что даже такая простая техника проработает долго.
– Вы правы, господа, – ответил Маккавеус со всей серьезностью. – По правде говоря, для нас лифт оказался настолько сложным
