— Разве ты не видишь правду, Жнец? — слова Первого капитана донеслись до него откуда–то из самого тёмного угла. — Мы не можем умереть в этом месте. Здесь мы бессмертны и вечны, такие, какими должны были быть всегда, — часть теней отделилась и двинулась к примарху. — Мне самому потребовалось время, чтобы осознать это. Но теперь я точно знаю. Мне кажется, я всегда был таким. Нужно было просто идти по своему истинному пути.
Тифон появился в лучах болезненного света и напоминал лишь фантомную копию себя прежнего. Слабый. Мертвенно-бледный. Он был похож на живой труп. Его борода была грязна и спутанна, в черных впадинах глаз горела злоба. Боевой доспех Первого капитана был испачкан кровью и грязью, словно он дрался в канализации.
— Что ты натворил? — выдохнул Мортарион. — Если наша дружба тебе всё ещё дорога, объясни мне, почему ты завел нас в эту западню?
— Я сожалею, что мне пришлось солгать тебе, — сознался Тифон. — Но это ложь во благо. Навигаторы действительно что–то замышляли, правда, но это был иной заговор. Совсем не то, что я сказал тогда. Их убийство положило конец формировавшейся угрозе и позволило мне привести тебя именно сюда, чтобы ты сам увидел щедрость Дедушки.
«Опять это имя». Мортарион напрягся:
— Ты заключил договор с какой–то сущностью из варпа?
— Как и ты, — Тифон обнажил свои пожелтевшие зубы, безумно улыбаясь. — Я знаю, ты искал знание, запрещенное твоим отцом, — он махнул рукой. — Шёпоты в сумерках. Они говорят друг с другом. Разве ты этого не знаешь? Мы идём по одному пути, только я уже далеко впереди, — воин усмехнулся. — Честно говоря, он был начат мною с первого вдоха. Я был рождён для этого.
Тифон никогда не делал секрета из своего рождения и происхождения. Он был незаконнорожденным ребёнком, отмеченным кровью своих предков, как и Мортарион. Эта тьма всегда служила Легиону Гвардии Смерти или, во всяком случае, так считал Первый капитан. События, происходящие здесь и сейчас, пролили свет на всю ситуацию. Возможно, так оно и было. Возможно, Калас всегда вёл их к этой точке невозврата. Плавно подводил к двери, где их ждали демонические силы, которые лишь изредка замечал Мортарион.
— Что случилось в твоё отсутствие? — спросил примарх. — Что изменилось?
— Я проснулся, — ответил Тифон, ненадолго погрузившись в воспоминания. — На планете под названием Зарамунд. Прикосновение руки старой женщины пробудило меня, — затем он кивнул, — как ты пробудишься сегодня. Пришло время Гвардии Смерти принять Метку.
— Нет, — тон слов старого друга заставил Мортариона превратить холодный гнев в кипящую ледяную ярость, — Верни нас в реальный космос! Сейчас же!
— Не буду, — последовал ответ Тифона. — Не в этой жизни.
И этого ответа было достаточно. Зарычав, Жнец двинулся на него и, выхватив Лампион из кобуры, пустил в воина столб жгучего белого огня. Тифон закричал, но, когда пламя выстрела угасло, он все ещё стоял на ногах. Пепел с хрустом падал с верхних слоев его кожи, броня всё ещё была накалена, но действие оружия, казалось, было ослаблено каким–то невиданным способом.
Мортарион, недолго думая, сменил тактику и поднял Безмолвие. Дуга косы запела, рассекая затхлый воздух. Тифон увернулся и отбежал в сторону по скользкому от ихора настилу, едва избежав удара, который мог бы лишить его руки. Он не отдавал явного приказа, но дюжина туманных фигур вырвалась из теней и понеслась в атаку на Саван Смерти. Это были члены «специального» отряда Первого капитана, которых он назвал Могильными Стражами, и ни один из них не напал на своего примарха. Эта дуэль, несомненно, была только между Мортарионом и его старым другом.
Брызги неестественного огня разорвали листы железа, когда две группы телохранителей столкнулись между собой. В центре между ними примарх и его капитан дрались друг с другом, обмениваясь провоцирующими ударами, темп их ускорялся, а шансы получить смертельную рану увеличивались.
Несмотря на всё то время, которое они друг друга знали, Мортарион и Тифон никогда не дрались между собой, даже в спарринг-ямах. Им никогда не нужно было ничего доказывать и проверять. Это был вопрос без ответа. Но, по мере происходящего, Жнец обнаружил единственную и неприятную ему правду, которая теперь отчетливо заполнила его мысли:
«Я совсем не знаю этого человека».
Их клинки сошлись друг с другом и сверкнули. Тифон попытался дотянуться до Мортариона и оттолкнуть его назад. Это была довольно дерзкая тактика, от любого другого примарх просто счёл бы её бесполезной. Но Первый капитан знал его как никто другой. Эти двое сражались во множестве битв бок о бок, шагали через мрачные хребты Барбаруса в годы безжалостной войны. Они вместе учились на ходу и укрощали жестокий мир на своём пути. Да и в завоеваниях Великого Крестового похода Калас всегда был рядом. Его правая рука. Его перст и просто доверенный товарищ. Их оружие вновь соприкоснулось, и они с трудом, но всё–таки остановились. Несмотря на свой болезненный вид, Тифон оказался куда более сильным и выносливым, чем любой обычный легионер. Мортарион встретился с ним взглядом и увидел в его таких знакомых глазах чужого человека. Всё, что он знал о старом друге, рухнуло в этот самый момент. Изменившее Грульгора произошло и с его соратником; он, наконец–то, понял это. Человека, которым на самом деле был Калас Тифон — напуганным юным полукровкой, дерзким мятежником, доверенным командиром его освободительной армии — больше не существовало.
Жнец позволил последнему угольку родства между ними угаснуть и зачахнуть, подобно свече. Он в момент стал жесток:
— Если ты и есть то, что удерживает нас здесь, — прошипел примарх, — я разорву эту связь.
С усилием Мортарион ударил Безмолвием по оружию противника, сломав его. Куски разлетелись в стороны. Первый капитан отшатнулся назад, но примарх продолжал атаку уже по инерции.
Неуловимое и неудержимое лезвие огромной боевой косы вонзилось в нагрудную броню Тифона и пронзило её. Послышался скрежет разорванного керамита. Серповидное лезвие проникло в плоть через зияющий порез пластины, добралось до обоих сердец капитана и рассекло их. Черная кровь потоком хлынула из смертельной раны и Калас безжизненно осел, опираясь на конец клинка, подобно рыбе на крючке.
«Прости меня, мой старый друг…»
Эта мысль была единственной в голове Мортариона, он хотел сказать её вслух, но тут голова Первого капитана резко поднялась, и его желтые глаза уставились на
