Лили была обеспокоена и постоянно оглядывалась на женские спальни, откуда они только что вышли. Уверенный Сохатый продолжал идти, не реагируя на слова своей девушки.
— Джеймс!
— Послушай, Лили, — со вздохом он повернулся к ней. — Там сейчас Бродяга и огромное количество еды от эльфов. Наилучшей компании для Лиры даже представить нельзя!
— Куда мы идём?
— Если не считать патрулирования по коридорам, ты никогда не видела тёмную красоту Хогвартса. Хочу показать тебе её.
Спальня девочек.
Марлин крепко спала, а её кудри красиво разметались по подушке. Алиса развалилась на кровати в виде морской звезды. Книга, которую она читала перед сном, давно свалилась на пол, захлопнувшись. Из-под двух махровых одеял показывалась только макушка Мэри, с детства любившей тепло. Гриффиндорки даже не отреагировали на появление Сириуса, продолжив спать.
Балдахин одной из кроватей был зашторен, не пропуская любопытные взгляды внутрь. Милый светильник на прикроватной тумбочке освещал Лиру и Сириуса, сидевших в обнимку в полном молчании. Много взбитых подушек под их спинами позволили расслабиться, насколько это казалось возможным. Открытая упаковка шоколадных лягушек находилась возле левой руки Бродяги. Несколько фантиков и карточек лежали рядом, остальные же после просмотра исчезающих волшебников за ненадобностью были раскиданы по полу. Шоколадные кексы, печенье с пудрой и разные пончики, политые шоколадом, украшенные глазурью, покоились на столе напротив кровати.
Сириус гладил волосы Лиры, пока та, прикрыв глаза, шумно вдыхала воздух. Её красные опухшие глаза Бродяга заметил ещё с того момента, как перешагнул порог комнаты.
— Сегодня год, как его нет.
— Ты писала семье?
— Мама и Никлаус в порядке. Тётя Юфимия и дядя Карлус не оставят их одних в день годовщины.
— Мне жаль.
Она не ответила, лишь сильнее сжала простынь в кулачках и зажмурилась. Сириус тоже прикрыл глаза. Ситуация была для него слишком необычной, можно сказать внештатной. Лира редко позволяла себе лить слёзы, да и вообще носила стойкий характер. Годовщина смерти отца входила в список того времени, когда Бродяге просто нужно быть рядом.
— Лир, не молчи. Знаю, что больно, но молчание сведёт с ума.
Гриффиндорка вновь не ответила. Сириусу почему-то вспомнился их первый откровенный разговор. Казалось бы, что тогда они просто выплеснули наболевшее. Никто из этих двоих даже подумать не мог, что именно в тот момент Сириус и Лира научились понимать боль друг друга.
Это нечто большее, чем было у обоих до этого. Настолько необъяснимое, что понять может только тот, кто испытал это чувство. Потому что любовь – это принятие и испытание чужой боли, как своей.
— Знаешь, мой отец всегда любил шоколадное мороженое.
Лире казалось, что Пасха пролетела незаметно. Голова была забита только мыслями об экзаменами, и все каникулы она провела в своей комнате.
В тот вечер Лира читала и конспектировала учебник по Заклинаниям. Исписанный пергамент сменялся новым, руки были измазаны в чернилах, а скомканные листы уже не помещались в мусорную корзину.
Раздался хлопок. На белоснежном, такого же цвета были все предметы в комнате, ковре появился эльф-домовик. Он подошёл к хозяйке и, поклонившись, пролепетал:
— Хозяйка послала Динки. Хозяйка хочет, чтобы вы спустились.
— Спасибо, Динки. Передай родителям, что я буду с минуты на минуту.
Эльф, кивнув и вновь сделав поклон, с хлопком исчез. Со вздохом и нежеланием отрываться от важного параграфа Лира поднялась с места и вышла из комнаты. Предварительно она вымыла руки, потому как Кассиопея терпеть не могла грязь. Едва спустившись с лестницы, Ли угодила в объятия.
— Малышка моя!
Запах отца окутал с головой, а сильные руки нежно сжали дочь. Его жена и сын, уже прошедшие то же самое, с улыбкой наблюдали за сценой. Ричард поцеловал Лиру в лоб и отпустил.
— Мне кажется или ты выросла? Клянусь, на голову точно! — со смехом он начал отмерять рост дочери.
— Тебя не было всего три дня, папа! — воскликнула Лира, убирая от себя руки и прижимаясь к талии отца.
— Ладно-ладно. Зато, — Ричард с загадочным видом взял из рук эльфа небольшую коробку. Семья знала, что это. Ещё со времён, когда Никлаус только учился ходить, он всегда покупал это после командировки. — По пути я купил шоколадное мороженое.
После долгой разлуки волшебный вкус шоколада — лекарство, ставшее привычным. Тогда Лира и думать не могла, что однажды лишится этого.
Зал Наград.
— Я хочу оказаться среди них в конце года.
Большая комната была наполнена почётными грамотами, щитами с гербами, статуэтками, отличительными значками и другими вещами с указанием года, имени награждённого и названия награды. Очевидно, что награды не имели срока давности. Доказательством служила награда некоего Тома Реддла «За особые заслуги перед школой», выданная почти тридцать лет назад.
Джеймс смотрел на табличку, где золотом отливали выгравированные имена лучших ловцов. Уже много лет квиддич являлся для него чем-то неотъемлемым в жизни.
Мужчина и его маленький сын сидели на метле. Карлус учил Джима, наглядно показывая и рассказывая.
— Ты должен крепко держаться за метлу руками, при этом скрестив ноги. Главное – держать равновесие. Видишь, сынок?
— Да, пап, давай уже полетим! — Джеймс с нетерпением ёрзал на месте, готовясь к полёту.
Карлус улыбнулся, потрепал сына по лохматой макушке, и они почти одновременно оттолкнулись от земли. Даже не смотря на то, что полёт был недолгим, оба получили настоящее наслаждение.
— Помни, Джеймс, я всегда буду рядом, чтобы поймать тебя при падении.
Вскоре Джеймс смог летать сам. Карлус был невероятно горд, смотря, как его единственный сын поднимается всё выше и выше.
Сириус и Лира.
— Ты знаешь, у меня не было настоящей семьи. Но рядом всегда находился Регулус. Сейчас и его нет.
Двое мальчиков в ужасе смотрели на разбитую вазу. Её подарил очень важный знакомый матери, которая запретила сыновьям даже прикасаться к хрупкому изделию.
Братья Блэки слишком увлеклись игрой в догонялки, в результате которой Регулус толкнул столик с длинными ножками, и ваза упала. Веселье сразу прекратилось, ему на смену пришёл страх. Вальбурга в гневе страшнее любой фурии.
— Что же я наделал? — глаза Регулуса наполнились слезами. — Матушка убьёт меня!
— Регулус Арктурус, Сириус Орион! Что. Вы. Наделали?
В комнату вошла элегантная женщина в строгом чёрном платье. Волосы собраны в пучок, а на лице ни грамма косметики. Но даже естественная красота очаровательного лица вселяла ужас.
— Кто разбил дорогую вазу, к которой я говорила даже не прикасаться?
Лучше ярость и крики, чем этот тон. Разочарованный. Холодный. Вселяющий страх. Готовящий к наказанию.
— Я… — охрипший от волнения Регулус уже хотел было признаться, как Сириус перебил его, сделав шаг вперёд.
— Это я разбил.
Минуту другую Вальбурга смотрела на старшего сына, а после, когда точка кипения достигала пика, схватила Сириуса за
