почему последние недели Эрика с маниакальным упорством, тщательно, словно это вопрос жизни и смерти, сортировала, нумеровала и даже каталогизировала все вещи в доме. У нее появилась идея фикс — все должно быть в полном порядке и закончено до рождения ребенка. Она уже вымыла все шкафы, пропылесосила комоды и ящики, приготовила детскую комнату и теперь приближалась к заключительной стадии. Единственное, что еще оставалось, — навести порядок в подвале и выкинуть оттуда хлам и старье. Сказано — сделано. Эрика встала с дивана и решительно сунула под мышку вентилятор. Лучше поторопиться, пока Патрик не вернулся с работы.
Он позволил себе пятиминутную передышку, сидя в тени перед полицейским участком и наслаждаясь мороженым. Из открытого окна высунулась голова Ёсты.
— Патрик, тут нам звонят, и, думаю, тебе стоит с ними поговорить.
Патрик быстро слизнул остаток мороженого и вошел внутрь. Он взял трубку на письменном столе Ёсты и несколько удивился, когда услышал, кто звонит. По ходу короткого разговора он сделал несколько записей, положил трубку и повернулся к Ёсте, который сидел на своем конторском стуле и внимательно на него смотрел.
— Как ты слышал, кто-то разбил окна в доме Габриэля Хульта. Как насчет того, чтобы съездить туда и оглядеться на месте?
Ёста, казалось, несколько удивился, что Патрик просит его, а не Мартина, но молча кивнул, соглашаясь.
Некоторое время спустя они уже ехали по аллее, ведущей к дому. Оба, не сговариваясь, вздохнули с завистью. Живут же люди. Усадьба, где обосновался Габриэль Хульт, и в самом деле выглядела великолепно. Она сияла как жемчужина, утопающая в пышной зелени, а обрамляющие подъездную аллею, покорно кланяющиеся ветру вязы усиливали впечатление. Патрик подумал, что Эфроим Хульт был, наверное, черт какой-то, а не проповедник, если ему такая роскошь даром досталась.
Под ногами похрустывало, когда они шли по засыпанной гравием дорожке к крыльцу. Все выглядело как-то уж слишком шикарно, и Патрик пытался представить, каков дом внутри.
Им открыл дверь сам Габриэль Хульт. Они с Ёстой тщательно вытерли ботинки о коврик, прежде чем пройти в прихожую.
— Спасибо, что смогли приехать так быстро. Моя жена очень разволновалась из-за всего этого. Я уезжал по делам и отсутствовал всю ночь, так что она была тут совсем одна, когда все произошло.
Говоря на ходу, Габриэль привел их в большую красивую комнату, которую через высокие окна заливал солнечный свет. На белом диване сидела женщина с встревоженным и испуганным лицом. Она встала, чтобы поздороваться, когда Патрик и Ёста вошли в комнату.
— Лаине Хульт. Благодарю, что вы смогли приехать так скоро.
Она опять села. Габриэль показал им на диван напротив, приглашая Патрика и Ёсту располагаться. Оба почувствовали себя не в своей тарелке. Мало того что не в мундире, да еще и в шортах. На Патрике была, по крайней мере, хотя бы красивая майка, а у Ёсты — полный караул: какая-то дедовская кацавейка из синтетики с короткими рукавами в ядовито-зеленых узорах. Легкое платье из некрашеного льна на Лаине и элегантный костюм, в который упаковался Габриэль, делали контраст просто разительным. Неужели ему не жарко, подумал Патрик, искренне надеясь, что Габриэлю не приходится все время носить в жару костюмы. Но представить его в какой-то другой, более свободной одежде он не мог. Казалось, что Габриэль ничуть даже не вспотел в своем темно-синем костюме, хотя у Патрика подмышки взмокли, когда он представил себя в чем-нибудь подобном в таком пекле.
— Ваш муж нас вкратце информировал по телефону о том, что случилось, но, может быть, вы нам сами все подробно расскажете?
Патрик ободряюще улыбнулся Лаине, раскрыл блокнот и достал ручку. Он приготовился слушать и ждал.
— Я находилась дома. Габриэлю часто приходится уезжать, и из-за этого я остаюсь дома ночью одна.
Патрику послышалась горечь в голосе Лаине, и он подумал, сожалеет ли о своих частых отлучках Габриэль Хульт. Лаине продолжила:
— Я понимаю, что это звучит как-то по-детски, но я на самом деле очень боюсь темноты. Поэтому когда я в доме одна, то чаще всего ограничиваюсь только двумя комнатами: моей спальней и комнатой в конце коридора, где стоит телевизор.
Патрик обратил внимание на то, что Лаине сказала «моей спальней»; он подумал, что это неправильно и очень печально, когда женатые люди больше не спят вместе. У них с Эрикой такого безобразия никогда не будет.
— Я как раз собиралась позвонить Габриэлю, когда увидела, что снаружи, возле дома, что-то движется. А потом, через секунду, что-то влетело в окно коридора и упало слева от меня. Я увидела, что это большой камень. А потом еще один разбил окно рядом. После я услышала, как кто-то убегает, в темноте я заметила только две тени, они скрылись в лесу.
Патрик коротко записал показания Лаине. Ёста сидел как изваяние и не произнес ни слова: если бы он не назвал свое имя, когда здоровался с Габриэлем и Лаине, то вполне сошел бы за немого. Патрик вопросительно посмотрел на Ёсту, не хочет ли тот поучаствовать, уточнить какие-либо детали инцидента, но тот молча изучал свои ногти. Да, подумал Патрик, облегчил я себе задачу, с таким же успехом за компанию можно было взять гирю.
— У вас есть какие-нибудь догадки, предположения о возможных мотивах?
Лаине собиралась что-то сказать, но за нее ответил Габриэль. Причем он перебил ее явно намеренно:
— Я думаю, тут ничего особенного: как обычно, банальная зависть. Людям всегда кололо глаза то, что мы живем здесь, в усадьбе, и к нам довольно часто забредает всякая пьянь и клянчит деньги. Вообще- то я считаю, что это, скорее всего, ребячья выходка, и я не обратил бы на нее внимания, но моя жена оставалась здесь одна, и именно она настаивала на том, чтобы мы поставили в известность полицию.
Габриэль бросил недовольный взгляд в сторону Лаине, которая в первый раз за время разговора проявила какие-то признаки жизни и, в свою очередь, сердито посмотрела на мужа. Казалось, ее глаза загорелись от гнева при упоминании происшествия, и она сказала Патрику тихим голосом, не глядя на Габриэля:
— Я считаю, что вам стоит поговорить с Робертом и Йоханом Хульт, племянниками моего мужа, и спросить их, что они делали вчера.
— Лаине, это совершенно ни к чему.
— Тебя вчера здесь не было, так что ты не знаешь, как это неприятно, когда камни разбивают окна, влетают в дом и падают рядом с тобой. Между прочим, они могли попасть в меня. И ты знаешь так же хорошо, как и я, что здесь побывали эти два идиота.
— Лаине, но мы же с тобой договорились… — процедил Габриэль сквозь зубы, и желваки заиграли на его скулах.
— Это ты договаривался. — Она проигнорировала Габриэля и повернулась к Патрику, неожиданно проявив характер. — Как я уже сказала, я их не видела, но могу поклясться, что это были Йохан и Роберт. Их мать, Сольвейг, побывала здесь днем и вела себя совершенно неприлично, а эти двое — настоящие выродки, так что… Да вы и сами это хорошо знаете, они из полиции не вылезают.
Она посмотрела на Патрика и Ёсту, которым не оставалось ничего другого, как молча кивнуть в подтверждение. Лаине сказала чистую правду: им действительно регулярно приходилось иметь дело с пресловутыми братцами Хульт, едва те перестали под стол пешком ходить. Лаине с вызовом посмотрела на Габриэля, как бы спрашивая: осмелится ли он возразить ей, но тот лишь пожал плечами, всем своим видом показывая, что умывает руки.
— А что послужило причиной скандала с их мамашей? — спросил Патрик.
— Честно говоря, она из тех людей, которым не надо особых причин. Она всегда нас ненавидела, но вчера просто взбесилась, услышав новость о девушках, которых вы нашли на Кунгсклюфтане. Блистая своим безграничным интеллектом, она додумалась до того, что эта находка доказывает невиновность ее мужа Йоханнеса, — кричала, что его оклеветали, и винила в этом Габриэля.