– А ещё не позволять желаниям становиться неконтролируемыми.
– Согласен. Ну, со степенью контролируемости разберёмся по ходу…
– Даже не сомневался, что ввернёшь что-нибудь этакое! – Сидящий на бочке всё это время почти неподвижно, Пограничник меняет положение тела – неуловимое движение, и вот он тоже стоит, но по эту сторону прохода между пороховыми вместилищами. – Тебе бы всё понарушать и попересекать…
– О-о, я тако-ой! – довольно улыбается Анти, но сразу стирает улыбку и совершенно другим тоном спрашивает: – Помнишь, мелькала мысль о том, что уже давно не родной мир и носит по параллелям?
– Помню, ещё бы. Думал о том, что если застреленная девушка не совсем родная, из параллельной реальности, станет ли мне легче…
– Не станет. А ещё о чём?
– Ну… Или к тому моменту я уже ничего такого не почувствую, как и положено пограничнику – стоять не на стороне добра или стороне зла…
– А на стороне границы, их разделяющей. Как думаешь, мы уже готовы стоять на кромке сверху? Наблюдать за порядком вещей, чтобы их хоть что-то разделяло и они не слились до неразличимости…
– Уверен, готовы. Но меня гложет другая мысль… О пресловутом начальстве, которое вроде полностью доверяет, однако…
– В любой момент вполне может свалиться с проверкой и выявить несанкционированные отклонения от должностных инструкций.
– Сформулировал блестяще!
– Я старался.
– Уж не знаю, довольно ли начальство неведомое несением службы, но лично я буду выполнять охранные функции, как разумею, в соответствии с сутью существования границ.
– А я присмотрю, чтобы ты не забывался в стремлении охранять разделение.
– Да уж кто бы сомневался… Слушай, вспомнилось вдруг. Ты тоже помнить должен, в ночь на двадцать шестое апреля…
Пограничник ступает вперёд и преодолевает половину ширины прохода между рядами пороховых бочек.
– Понял, о чём ты. Да, конечно, помню тот странный сон из юности.
– Особенно странна дата…
– Ещё бы. В ночь на двадцать шестое апреля увидеть во сне, что находишься в какой-то машине, полной вооружённых людей, и это группа террористов, и они едут взрывать атомную станцию…
– Такое сновидение на всю жизнь запомнишь, особенно с учётом того, что уже спустя несколько суток узнал о взрыве, случившемся на реальной атомной в эту ночь.
– Ты думаешь, с этого сна… с прозрения что-то экстраординарное началось? Именно тогда был сделан первый шаг в туман?
Антипограничник повёл вокруг рукой, подразумевая оазис свечения, окружающий мужчин, разговаривающих в глубоком погребе, подальше от всего остального человечества.
– Не знаю. Но почему-то вспоминался же мне этот сон двадцать шестого апреля любого года.
– Не одному тебе.
– Ну да, извини, у тебя ж память идентичная.
– Почти. В недавний период наши памяти несколько разошлись. Я потом тебе расскажу кое-что, для службы полезное. Только не думай, что я в стукачи готов податься!
– Что ты, что ты, и не подумаю, Антипог!
– А вот не надо обзываться! Кто из нас на стороне тёмной силы, а кто светлой, это ещё посмотрим. Ты только… м-м-м, не всё в дневник наговаривай, ладно? Я тебе не для протокола сообщу.
– Я и так не всё подряд надиктовываю. Так, кое-какие вопросы наперёд, заранее, чтобы не позабыть осознанно…
– Аудиодневник – это заменитель. Из-за одиночества хоть с кем-то поделиться впечатлениями… Теперь у тебя есть с кем говорить. Не зря же меня создал.
– Так что, вообще больше ничего не заносить во внешнюю память?
– Нет, почему. Мы же живём, чтобы помнить, – пока помнишь о ком-то, он и жив. Родителей забывать нельзя, брата… даже бывшую жену нельзя. Её тоже…
– Вот о ней – ни слова, понял?
– Да понял, понял, не дурак. Но она же и так не забудется, вспоминаем мы о ней или нет. Есть желания, которые не исполнятся ни в коем случае. Антизаветные, скажу так. Сколько бы ни желали о ней не помнить… не сбудется.
Анти тоже делает шаг вперёд и становится прямо перед Пограничником. Теперь между ними промежуток меньше шага.
Глаза в глаза. Одинаковые, как отражения в зеркале. С какой стороны ни посмотри.
– Да, моя память тоже вернулась к минуте, когда ты по пути обзавёлся рекордером и начал наговаривать подобие заметок, в которых на всякий случай описывал словами происходящее. Мы же оба понимаем, что это своего рода «чёрный ящик»? Желание, чтобы рекордер уцелел при любом варианте развития событий, в силе?
Пограничник суёт руку за пазуху и вытаскивает из левого внутреннего кармана маленький плоский гаджет, хранившийся у сердца. Трогает нужный сенсор, и раздаётся голос, его собств… их собственный с Анти.
«Ну ладно, если рассказывать по порядку… Дорога начинается здесь. Или заканчивается – с какой стороны посмотреть. Точнее, в зависимости от того, кто смотрит…»
Палец снова трогает сенсор, и записанный голос прерывается.
Завершение звучит вживую:
– В силе. Как никогда. Сейчас мы из этой вонючей ямы улетим прямо на Стену, а на идеальной границе и расплата за исполненное желание может оказаться непомерно высокой.
– Ты прав! Как никогда… Знаешь, а дай-ка рекордер мне, я тоже внесу свою часть в путевые заметки.
Постскриптум
…На следующий день поезд привёз его в точку, где предполагалась первая пересадка. В этом столичном городе необходимо было перебраться с вокзала на вокзал. Ему, отвыкшему от больших скоплений людских организмов, и в бывшем родном городе приходилось несладко, а в грандиозном мегаполисе ситуация приобрела угрожающие масштабы.
Все эти озабоченные тела куда-то страшно торопились, при этом их вокруг копошилось настолько много, что у него голова кругом пошла. При этом они по большей части до такой степени не обращали внимание на обстоятельство, что рядом и другие живые субъекты функционируют, что уклонение от столкновений становилось нелёгкой задачей… Конфликты неизбежно возникали, бурлили «людоворотами» и втягивали тех, кто находился поблизости.
Все эти особи эгоистичного по умолчанию человечества иной жизни не ведали и не стремились изведать.
Ему, зовущемуся теперь Сталкером, вынужденно приходилось пробираться сквозь враждебную урбанистическую территорию. Изо всех сил он сдерживался и сторонился, чтобы не оказаться втянутым в эпицентр какого-нибудь уличного катаклизма. Но увы, по поверхности путь пролегал недолго, далее пришлось опускаться в подземку. Там концентрация образчиков биовида лживых эгоцентристов зашкалила.
Он стоически, если не героически, держался. Понимал, что если позволить себя втянуть, то высок риск не выдержать и соблазниться убивать. А в его нынешнем физическом состоянии не стоило надеяться, что успеет до неизбежной нейтрализации гарантированно прикончить хоть кого-то. Ну, одного-двух разве что.
Поэтому во имя цели он собрал всю имеющуюся волю, стиснул зубы и пробивался к следующему поезду, стартующему на другом вокзале, сквозь плотную массу мерзких на слух, вид, запах и прикосновения комков протоплазмы, разновеликих и разнообразных по форме.
Ему необходимо, осторожно прокрадываясь, добраться до конечной станции в далёком лесу, никого по пути не тронув. Одного убьёт, уцелеют все остальные, миллиарды. Не убьёт ни одного, рано или поздно – конец всем
