Она отрицательно покачала головой.
– Словно какое-то каббалистическое заклинание или кусочек разговора, происходящего в сказке.
– А для меня они ясны и наполнены смыслом в неменьшей степени, чем, скажем, «василевс», «друнгарий», «фема», «окольничий», «кератий» или «послух». Там… в чистой России, живущей без эллинства и ромейства, люди живут иначе. Полнее? Да, именно полнее. Страшнее, но и полнее…
Она провела по лицу ладонью, словно отгоняя морок или счищая паутину со щек и лба.
– Что значит – полнее? Я никак не могу взять в толк.
– Полнее, Мария Николаевна… так сразу и не объяснишь. Вот послушайте… Здесь у нас иерей после каждого большого поста вешает на стену храма список тех, кто не исповедовался и не причастился. Прихожане, попавшие в список, ходят ниже травы, тише воды: позор! Да еще боятся схлопотать взыскание на службе. Если ребенок появляется через полгода после брака, это убивает доброе имя супругов навсегда. Так ведь у нас заведено?
Она смотрела на меня неотрывно. Мне оставалось продолжить.
– Так. Именно так. У нас общество присматривает за согрешающими и баловаться не велит. У нас закон оберегает добродетель. Но… грешат из опасения быть наказанными, из страха перед молвой, а не потому, что крепки верой и чисты духом. У нас многое делается… как бы правильно сказать?
– Потихонечку, – подсказала моя собеседница.
– Верно. В итоге мало кто сердцем, душой чувствует, почему грех – грязь и падение. У них там легионы душ увешаны тяжкими грехами. Закон с нравственностью не в ладах. Бог то и дело попускает страшные бедствия им на головы. Иногда я не понимал: да мыслимо ль так жить? Но… у них и покаяние глубже, и поворот ума к истине тверже. Мучеников за веру – сотни, тысячи! А общество не покидает одного общего хлева на всех. Уму непостижимо! И стихи… Я, Мария Николаевна, во дни юности баловался стихосложением, бредил водителями боевых дромонов, путями апостолов, драгоценными жемчугами и белыми как снег единорогами. Потом бросил – огонь во мне не разгорелся. Потлело, потлело, и сошло на нет. А там, среди войны, в крови, в смраде, на гноище, рождается:
В оный день, когда над миром новымБог склонял лицо Свое, тогдаСолнце останавливали Словом,Словом разрушали города.И орел не взмахивал крылами,Звезды жались в ужасе к луне,Если, точно розовое пламя,Слово проплывало в вышине.А для низкой жизни были числа,Как домашний подъяремный скот,Потому что все оттенки смыслаУмное число передает…Мария Николаевна смотрела на меня заворожено.
– Достаточно, – говорю я ей. – Полагаю, страх вернуться не домой, а в сон, страх сделаться частью сна, гораздо неприятнее страха перед простой и честной гибелью от завала.
Тогда эта умная женщина, помолчав, ответила мне:
– Не может быть. Просто не может быть. Вы подверглись разрушительному воздействию технэмы, ваше сознание…
– Может! – перебил я ее. – Существует учение большого философа и богослова Симеона Полоцкого, которое объясняет всё, что со мной приключилось. Премудрый Симеон сделал одно допущение: мы с вами и весь космос, нас окружающий, не сотворены. И, возможно, сотворены не будет. Мы – суть эйдосы будущего, не покинувшие Божьего замысла. Творец перебирает возможные последовательности будущего и сочетания эйдосов, необходимых для его осуществления. Когда Он выберет то, что Ему представится наилучшим, начнется Творение. Появится мир, моря и суша, звери и птицы, люди и их причуды. Но нашу ли Он последовательность выберет, другую ли, нам не суждено угадать. И я мог очутиться в другой последовательности несотворенного будущего. Они ли в глазах Творца более истинна? Или все-таки наша? Или какая-то третья, пятая, сотая? Бог весть.
Мария Николаевна сидела передо мной, поглаживая финифтевый браслет на левой руке. Это движение, как видно, помогало ей не упасть в бездну, любезно раскрытую мною.
– Оставим это, – наконец заговорила она. – Мы не можем определить, верно ли учение премудрого Симеона. А потому отойдем от него, и благо нам будет. Всё ли я услышала о страхах вашего брата, умельцев? Признаться, от того, что я уже знаю, меня пробирает озноб…
«Вашего брата»! Она моложе меня десятилетия этак на полтора. А в беседе то и дело звучат слова, кои пристали человеку зрелому, либо рожденному повелевать. В том числе, повелевать и такими, как я. Любопытно, откуда они взялись?
– Нет, еще не всё, Мария Николаевна. Пятое поле – технэмы гутиев. Они враждовали с царством Алларуад. А когда оно разрушилось, пришли на земли Междуречья как хозяева. Гутии владели грубой и злой магией. Они мало строили, но от всего, ими созданного, разит ею. И гутии первыми решили набивать технэмы ловушками на людей. Если знать их магию, если внимательно следить за тем, где ты находишься и что происходит вокруг тебя, ты, с Божьей помощью, не попадешься. Но хоть ненадолго ослабь внимание… о… В горах Загрос, разряжая гутийскую технэму, я впервые потерял подчиненного. Вам бы, полагаю, не хотелось видеть, как человек превращается в ручей.
Она в ужасе прикрыла глаза.
– Меоты и египтяне – их прямые наследники, продолжатели. Шестое поле. Слава богу, продолжатели они бесталанные. Их ловушки бесхитростны. Если бы не магические заслоны, знающий человек мог бы гулять по египетской пирамиде как по собственному дому. Но магией они владели худо, магия им не давалась. В египетских и меотских технэмах магия то есть, совсем слабенькая, то ее вовсе нет… А вот финикийцы – седьмое поле – куда как более изощренны. В тайных пристанищах финикийских кораблей, в местах, где они спускали на воду боевые суда, собственно, технэ почти нет. Так, мелочи, всё очень просто. Зато по сию пору там невидимыми цепями прикованы к стенам вредоносные сущности. Когда мы разряжали малое вместилище карфагенской наутики, погибло восемь человек. Из них семеро – во время отчитки. Иными словами, когда из них изгоняли вселившиеся сущности… Меня Бог миловал.
Я выпил вина, заработав неприязненный взгляд. Вся зачарованность сейчас же улетучилась…
– На восьмом поле очень древняя «невидимая держава» регины Мэб. Мы почти ничего не понимаем в том, какие принципы руководили ее существованием… То, что строили ее рабы, то, чем управляли ее жрецы, то, где набирались силы ее певцы и воины, совсем не похоже на технэмы. Во всяком случае, на технэмы, которые мы знаем у других народов. Народ Мэб пользовался чистой магией разных видов, но всегда и неизменно сатанинской по происхождению. Технэму Мэб трудно заметить. Вот, например, морская защитная технэма: волны, камни, торчащие из воды, дерево, нависшее над пропастью, плита с письменами и… узел магических ветров, не развязавшийся за три тысячелетия. Такую технэму древние эллины именовали, по незнанию, сиреной. Морякам виделись прекрасные женщины, у них в ушах звучали восхитительные песни, а потом разом все, кроме редких счастливчиков, сходили с ума и бросались в воду… Но
