— Этот шпион джен-теп пытался убить вас, кредара Джануча. Ваша ценность для нашей страны…
— Достаточно велика, чтобы, если я пожалуюсь лордам-торговцам, тебя отправили в какое-нибудь очень неприятное место. Ты свободна, сервади Завера.
Ни на миг не потеряв самообладания, Завера коротко поклонилась и сложила свое имущество обратно в ящик. А потом ушла. Но до этого, приостановившись в дверном проеме, сказала мне:
— Твой арта превис недурен. Но его недостаточно.
«Арта превис» — талант аргоси к восприимчивости. Он позволяет увидеть то, что другие видеть не хотят. Так что, думаю, это был комплимент. Вроде как.
— Эй! — крикнул я ей.
— Да?
— Монета все еще у тебя. — Я посмотрел на двух охранников, стоящих у дверей. — И хорошо бы кто-нибудь вернул мне шляпу.
Завера повернулась на каблуках и улыбнулась почти — почти! — дружелюбно. Вынула монету из кармана и швырнула ей в меня. Она приземлилась ко мне на колени, рядом с клещами.
— Слишком много арта валар — это опасно, Келлен Аргос. С нетерпением жду нашей следующей встречи.
— Да? Ну, может, и я ее с нетерпением жду.
«О, предки! Просто заткнись и не перегибай палку! Ты начал вести себя как белкокот».
Глава 24
КРЕДАРА
Как только Завера и солдаты исчезли, Джануча взяла клещи с моих колен. Подцепила ими монету и опустила ее в карман своего плаща.
— Это мое, — сказал я.
Испытывать судьбу, вероятно, было не очень хорошей идеей. Но когда ваш деловой партнер — белкокот, вы немного устаете от того, что у вас постоянно крадут вещи.
— Полагаю, небольшая цена за то, что я вычеркнула сервади Заверу из довольно длинного списка твоих проблем.
Она была права.
Изобретательница походила по комнате взад-вперед. Иногда она останавливалась и смотрела на меня, словно искала подходящий способ начать разговор. И всякий раз касалась одного из объемистых карманов своего плаща — но не того, куда положила монету.
— Можно я взгляну на нее? — спросил я после нескольких раундов этих прогулок.
Джануча покачала головой.
— Сотокастры запрещены в Гитабрии.
— Я имел в виду птицу.
Она застыла.
— Ты полагаешь, я настолько опрометчива, что ношу при себе такую драгоценность?
— Судя по тому, как ты все время поглаживаешь свой карман, думаю, ты вообще никогда с ней не расстаешься.
Странно, но изобретательница будто бы вздохнула с облегчением. Словно я освободил ее от невидимых оков. Она опустила руку в карман и осторожно вынула свое драгоценное творение. При ближайшем рассмотрении птица оказалась еще более прекрасной. Крылья покрывали сотни крохотных стальных перышек. Лапы, выточенные из бронзы, являли собой тончайшую работу искусного мастера. В каждом суставе виднелись миниатюрные шарниры.
Джануча посадила птицу на плечо и села на стул напротив меня.
— Сервади Завера предупреждала, что от аргоси ничего не утаишь.
— Я не аргоси.
— Нет? Тогда кто ты?
Я пожал плечами — загремели цепи.
— Пленник.
Джануча вздрогнула, словно я ударил ее.
— Я… сожалею, что наша охрана так обошлась с тобой. Но эта маленькая вещица, к сожалению, вызвала большой ажиотаж.
— К сожалению — это еще мягко сказано, — отозвался я. — Ты ведь вообще не хотела показывать птицу.
Джануча вздрогнула и явно напряглась. Птице пришлось взмахнуть крыльями, чтобы сохранить равновесие.
— Почему ты так решил?
— Переводчики, — объяснил я. — В течение всех презентаций они говорили гладко. Но когда ты упомянула лордов-торговцев, возникла заминка.
— Были некоторые разногласия между мной и нашим правительством… относительно того, стоит ли рассказывать о моем открытии и что именно рассказывать.
— Ты не хотела лишнего шума.
Она кивнула.
— Потому что знала, как отреагируют иностранцы.
Изобретательница усмехнулась.
— Нет. — Она поднесла правую руку к плечу, и птица перепрыгнула на указательный палец. — Я боялась, что они будут смеяться надо мной. И над этой пустячной штучкой.
— Полагаю, ты переоценила чувство юмора.
Изобретательница вздохнула.
— Машины. Инженерия. В этом я разбираюсь. Мой муж говорит, что единственный аппарат, который я не могу постичь, — человеческое сердце. Боюсь, он прав.
Она что-то прошептала птице, и тонкие серебряные веки приподнялись, открывая золотистые глаза. Джануча погладила птичку голове, глядя на нее с любовью и печалью.
— Кто мог знать, что хлопанье крошечных крылышек вызовет такой ураган?
«Аргоси», — подумал я, но вслух не сказал. Фериус говорит, что иногда лучше быть тишиной между тактами.
— Делегация дароменской империи потребовала доказательств, что мои проекты не используют для изготовления оружия, — продолжала Джануча. — Глядя на мое изобретение, они видят не чудесную вещицу, а, скорее, меч в руках потенциального противника.
Еще Фериус уверяет, что «молчать» и «не говорить» — не всегда одно и то же.
— А другие делегации? — спросил я.
Изобретательница досадливо поморщилась.
— Мне сказали: представители Берабеска разрабатывают эдикт, объявляющий мою птичку оскорблением своего Бога. Они утверждают, что я общаюсь с демонами.
— Обо мне постоянно говорят то же самое.
Очевидно, Джануча не поняла шутку. Она поднесла птицу ближе ко мне.
— Скажи, что видят джен-теп, когда смотрят на нее?
Наконец мы добрались до истинной цели ее визита. Гитабрийцы, должно быть, уже поняли, что разум Крессии под контролем. Лишь один народ на континенте обладает такими умениями.
— Они видят новую форму магии, — ответил я. — Ту, которую мой народ не понимает. Они видят угрозу для всего и вся, что делает джен-теп избранными.
— Могут ли они убить за это?
— Без сомнения.
Я ответил, не задумавшись ни на миг. И это явно встревожило Джанучу.
— А если речь идет об убийстве невинных людей? Они все равно это сделают?
Даже сейчас, несколько месяцев спустя, смерть Ревиана помнилась мне так, словно это было вчера.
— Без колебаний.
Рука Джанучи задрожала. Птица, обнаружив, что ее насест ходит ходуном, хлопнула металлическими крыльями и взлетела в поисках местечка поспокойнее. Ей приглянулось мое плечо. Золотые глаза глянули на меня, и в них я увидел то, чего быть не могло…
Нифения уверяла, что, использовав десяток разных заклинаний, можно сымитировать всю физиологию птицы. Но вот разум — нельзя.
Так откуда же это взялось?
Легкий ветерок дунул мне в правый
