Сердце подскочило, я широко распахнула глаза и растерянно уставилась на лицо Смычковского буквально в паре сантиметров от моего. Глаза потемнели до цвета грозовых облаков, зрачки расширились, и в них мерцали звезды. А еще, я заметила странное выражение, расшифровать которое просто не успела: шеф сократил расстояние между нашими лицами, аккуратно, но крепко придержав мой подбородок, и поцеловал.
ГЛАВА 11.
Да, я растерялась, поскольку не ожидала такого от шефа. Наверное, поэтому позволила его языку нежно скользнуть по губам, мягко надавливая, вынуждая приоткрыться. И, наверное, именно поэтому послушно подчинилась, не оттолкнув и не возмутившись. А потом стало поздно. Александр захватил мой рот, не оставив ни шанса на сопротивление, настойчиво вторгся, изучая новые территории. Прихватил мою нижнюю губу, втянул в свой рот и пощекотал языком, и по телу прошлась горячая волна, заставив выгнуться и податься навстречу, судорожно вздохнув. Кажется, до сих пор я понятия не имела, что значит настоящий поцелуй…
Я вцепилась в пиджак шефа, мельком порадовавшись, что сижу, потому что ощущала себя размякшей и безвольной, лишь покорно отвечая, пусть и не очень умело. От шквала эмоций закружилась голова, кожу закололи сотни невидимых иголочек, сделав ее невероятно чувствительной. Грудь заныла, а собравшиеся в твердые горошины соски отозвались болезненными вспышками, едва я пошевелилась и прижалась крепче к Александру. Кружево белья причиняло неудобство, мышцы внизу живота скручивали сладкие спазмы, и между ног словно вспыхнуло обжигающее солнце. Там все тяжело пульсировало, хотелось ерзать и сильнее стискивать колени в попытке унять странное, волнующее ощущение, немного мне знакомое.
Черт, по-моему, я хотела Смычковского. Ничем иным то, что со мной происходило, быть не могло. Это желание, горячее, жаркое и сметающее все на своем пути. В нем сгорели все мысли, и я оказалась полностью во власти шефа, целовавшего меня все настойчивее. Его ладонь уже переместилась на мой затылок, удерживая, и одновременно пальцы зарылись в волосы, легонько поглаживая, а вторая рука опустилась на коленку, прямо в разрез. Я отмечала это краем сознания, дрожа и плавясь в объятиях, и лишь тихо всхлипывала, когда Александр чувствительно покусывал и тут же зализывал, нежно посасывал мои пылавшие губы. Сумасшествие чистой воды, господи.
А между тем, горячие пальцы уже поглаживали мое бедро, и гораздо выше, чем заканчивался разрез — как раз над кружевной резинкой, рассыпая обжигающие искры по коже. Ушей коснулся протяжный, тихий стон, и я не сразу осознала, что это мой собственный. Телом словно управлял кто-то другой, и нога сама послушно отодвинулась в сторону, уступая настойчивости мужчины. Неизвестно, чем бы все дело закончилось, если бы поцелуй не прервался, и я вдруг не услышала хриплый смешок около самого уха:
— Ух ты, все-таки чулочки, да?
Осознание происходящего обрушилось ледяной лавиной, заставив замереть, и я чуть снова не застонала: теперь совсем от других эмоций. Боже мой… Сижу в машине Смычковского, с раздвинутыми ногами, его ладонь по-хозяйски оглаживает бедро, подбираясь уже к трусикам, а я покорно подставляю губы для жарких поцелуев, позволяя ему творить все это безобразие… Кошмар. Стало мучительно стыдно, лицо вспыхнуло жаром, и я порадовалась, что в машине густой полумрак и почти ничего невозможно разглядеть. Оставив реплику шефа без ответа, я дернулась, вслепую нашарила ручку двери, порадовавшись, что она не заблокирована, и выскочила на улицу, опрометью бросившись к подъезду.
Как не подвернула ноги на каблуках, загадка, все мои мысли занимало случившееся в машине, и хотелось забиться в самый дальний и темный угол и крепко зажмуриться. А ведь в понедельник на работу, и надо держать лицо и делать вид, что ничего не случилось. Я все-таки тихонько застонала, прикусив припухшую от сумасшедшего поцелуя губу и рванув на себя железную дверь подъезда. Тело горело, помня смелые прикосновения, коленки подкашивались, и по ступенькам я поднималась, вцепившись в перила и чувствуя себя размазней. Черт, что на меня нашло, в самом деле? Надо было оттолкнуть сразу, не давать воли, зато теперь бы ощущала себя в разы лучше. Получается, чем я хуже тех фифочек, которые готовы на что угодно, лишь бы оказаться со Смычковским наедине? Нет, все, больше никаких вольностей. Держаться как можно дальше, сохранять дистанцию и исключительно деловой стиль общения. А об этом вечере забыть, задвинуть подальше, и не думать о том, что трусики совершенно мокрые, и сердце не желает успокаиваться вместе с эмоциями…
Дома я залезла в горячую ванну, отключив на всякий случай телефон, прихватила читалку и через некоторое время все-таки удалось расслабиться, не возвращаться в мыслях к ужину и тому, что случилось потом в машине. Перед тем, как лечь спать, на всякий случай выпила пустырника, не уверенная, что нервы успокоились до конца. Еще немного почитав перед сном, я выключила свет и свернулась под одеялом клубочком, закрыв глаза и предвкушая долгий сон и завтрашний выходной на природе у Лили на даче.
Конечно, рано обрадовалась. Сон упорно не шел, а в голову лезли упрямые воспоминания злополучного поцелуя в машине. Прикосновений Смычковского, от которых становилось нестерпимо жарко, и низ живота скручивали сладкие спазмы. Я прерывисто вздыхала, ворочалась, гнала волнующие картинки, но они не уходили. Более того, фантазия распоясалась вконец и начала настойчиво подталкивать к тому, чтобы придумать продолжение, причем весьма далекое от пристойности. Да что за ерунда, а. Еще не хватало грезить о собственном шефе. Всю жизнь мечтала, чтобы со мной занялись сексом на ксероксе или того лучше, на столе в кабинете, с риском быть застуканными кем-нибудь из сотрудников…
Еще некоторое время я упрямо боролась с собственным сознанием, пока не психанула окончательно. Тело уже горело, в горле пересохло, и хотелось совсем не спать. Черт. Ну черт же. Никогда раньше меня так не накрывало, ни об одном мужчине я не думала настолько откровенно. Нет, ну удовольствие себе умела доставлять, девочка взрослая, пусть пока о сексе только в теории знала. Однако всегда в моих фантазиях присутствовал какой-нибудь абстрактный красавчик, как будто я кино смотрела. Сейчас же… С мысленным стоном сдалась, понимая, что даже валерьянка не поможет, разве что временно. И это хорошо, что завтра выходной, и вставать рано не надо. Крепко зажмурившись, я длинно выдохнула, откинула одеяло и широко раздвинула ноги. Никто ведь не узнает, кроме меня? А с собственным смущением и стыдом как-нибудь справлюсь. Это ведь первый и последний раз. Исчерпав все оправдания, я дала волю воображению, обхватив ладонями грудь и мягко сжав. Помассировала упругие полушария, погладила большими пальцами твердые вершинки — их уже покалывало
